Михаил Черненок - Последствия неустранимы: Жестокое счастье.

Медников приподнял простыню и обхватил пальцами запястье старика, чтобы нащупать пульс. Старик открыл глаза и заплакал.

— Что с вами?.. — спросил Медников.

— Кажись, отравился, будь оно неладно…

— Чем?

— Коньячку малость глотнул из найденной бутылки.

— Где ее нашли?

— Недалеко от дачного кооператива, у дороги в кустах…

Медников позвал в палату дежурную медсестру. Стал о чем-то с ней шептаться. Медсестра утвердительно кивнула и вышла из палаты. Вернулась она с наполненным шприцем. Сделав Пятенкову укол, сразу ушла. Несколько минут Максим Маркович лежал с закрытыми глазами. Дыхание его стало глубже, небритое лицо порозовело. Он открыл повеселевшие глаза и даже чуть улыбнулся сухими, потрескавшимися губами.

…Прошлую ночь старик ночевал на даче у сына. Днем подрыбачил в Мне пескаришек. Нажарил их полную сковородку, плотно пообедал и пошел по кооперативу искать брошенные дачниками пустые бутылки. День выдался «неурожайный» — за полтора часа Пятенков нашел всего полдесятка «пушнинок». От скуки понес и этот сбор в ларек.

Выйдя из кооператива на проселочную дорогу к райцентру, Максим Маркович свернул в реденький березник — авось запоздалый грибок подвернется — и под кустом увидел иностранную коньячную бутылку с завинчивающейся пробкой. Такие бутылки в ларьке не принимают, но старик поднял ее — сгодится для домашнего обихода. В бутылке на донышке, почти на целый палец, была коричневая жидкость. Подумав, что какой-то богатый отдыхающий не допил коньяк, Максим Маркович отвинтил пробку и двумя глотками, не дыша, приговорил остаток. После этого положил бутылку в рюкзак и зашагал к райцентру.

Стало как будто хорошо — коньячок теплом покатился по жилам, а потом во рту похолодало, вроде бы железа наелся. До ларька дошел без приключений, но пока ждал приемщицу, ушедшую за деньгами, ноги стали подкашиваться, в животе огнем зажгло. Максим Маркович зашел за угол ларька и, не будь дураком, сунул в рот два пальца. Когда стошнило, наступило облегчение, но ненадолго.

— Нутром почуял, дело керосиновое… — Пятенков умолк, отдышался и заговорил снова: — Думаю, надо быстрей скрестись до больницы, пока окончательно дуба не дал. Чуток прошелся — совсем ноги отказали, в кювет повело — завалился. Маленочек в пионерском галстуке подсунулся, лопочет: «Помочь вам, дедушка, подняться?» — «Беги, — говорю, — внучек, к докторам. Скажи, что железнодорожный пенсионер Максим Маркович Пятенков загибается, неизвестную отраву по нечаянности заглотнул». Только, значит, малой помчался— у меня мозги отключились…

— Где та бутылка, из которой пили? — спросил Бирюков.

— Дак в рюкзаке должна быть, а где рюкзак — не знаю. Когда медицинская помощь подкатила, я уже в беспамятстве находился.

— Симптомы типичны для отравления гранозаном, — шепнул Бирюкову Медников.

— Где его рюкзак может оказаться? — спросил Антон.

— Сейчас узнаю.

Медников вышел из палаты. Вскоре он вернулся со стареньким рюкзаком. Распутав узел завязки, Бирюков заглянул в мешок. Среди прочих стандартных бутылок выделялась темная бутылка из-под «Плиски» с жирным фиолетовым прямоугольником дорбуфетовского штампа на этикетке. Бирюков осторожно взял бутылку за горлышко и показал ее Пятенкову:

— Эта?..

— Эта, будь она проклята.

Антон отвернул пробку и почувствовал острый неприятный запах. Медников, принюхавшись, сказал:

— Гранозан.

Бирюков сразу завернул пробку, обратился к Пятенкову:

— Как же, Максим Маркович, вы так неосторожно выпили?

Старик всхлипнул:

— Дак вот считай из-за своей наблюдательности опростоволосился… Аккурат из такой бутылешки меня угощал в пятницу Сан Силич Головчанский у себя на даче. Приятный коньячок-то был, приглянулся мне. Потому на дармовщинку и позарился…

— Место, где нашли бутылку, помните?

— Помню, я человек наблюдательный… Значит, как от дачи Тумановых на дорогу к райцентру выйдешь, метров через сто, может, поболее… шиповник растет. За тем шиповником и валялась эта поганка… Там еще фарфоровая чашка разбитая валяется…

Через полчаса на проселочной дороге недалеко от кооператива «Иня» остановилась желтая машина милиции. Из нее вышли двое понятых, Антон Бирюков, следователь Лимакин и эксперт-криминалист Семенов. День уже клонился к концу. Над дачными домиками и тихой рекой, подковой огибающей кооперативный участок, синело безоблачное небо. От березок тянулись по траве длинные вечерние тени. Легкий ветерок печально лопотал в начинающих увядать листьях.

Шиповник оказалось найти не так уж сложно. От дачи Туманова до него было около двухсот метров, а от дороги — не больше пяти шагов. Под кустом Антон увидел осколки фарфоровой чайной чашки. Эксперт-криминалист щелкнул фотоаппаратом и стал собирать кусочки фарфора в полиэтиленовый пакет. Пока он выискивал в траве мельчайшие осколочки, Бирюков с Лимакиным внимательно осмотрели куст со всех сторон.

В траве белел смятый в комочек небольшой листок подмокшей бумаги. Антон поднял его и осторожно развернул. Это оказался заверенный печатью рецепт на получение в аптеке таблеток реланиума, выписанный на имя Головчанской С. Г. Подошедший к Бирюкову следователь удивленно стал рассматривать находку. Антон подсказал:

— Обрати внимание — выписан в пятницу, то есть в последний день жизни Головчанского.

— Что из этого?

— Софья Георгиевна еще до смерти мужа пользовалась успокаивающими таблетками. Значит, уже тогда у нее шалили нервы.

Следователь задумался:

— Почему рецепт вместо аптеки попал сюда? Не попытка ли навести на ложный след?..

— Все может быть… — Бирюков помолчал. — У меня складывается мнение, будто Пятенков глотнул остатки из той бутылки, из которой отравился Головчанский. Помнишь, дорбуфетовский штамп на этикетке? Если верить Туманову, Александр Васильевич именно в буфете покупал коньяк…

— Алексанян тоже покупал «Плиску» в вокзальном буфете. Нет ли здесь фокуса с подменой бутылок?

— Хачик у Стрункиной выпил купленную бутылку, а вот кто эту сюда бросил — вопрос. Ответим на него — найдем преступника.

— Ты, смотрю, полностью отрицаешь версию Голубева, что Головчанский отравился сам?

— Отрицаю. Кто-то был с Александром Васильевичем на даче Туманова. И этот «кто-то», заметая следы, унес отравленную бутылку с места преступления.

— Разве он дальше унести не мог?

— Думать над этим надо…

— Но рецепт зачем с бутылкой выбрасывать? Неосторожность или умысел? Может, его специально подбросили?

Бирюков показал пальцем на рецептный листок:

— Видишь, подмочен… Ливень был до субботнего утра. После ни дождинки не упало.

— А если Головчанский, допустим, разругался с женой и в пятницу, когда шел с вокзала в кооператив, по злости скомкал рецепт и выбросил?