Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]

Малеванный в ту ночь загнал Яра в лесную балку. Ночь была душная, по краям темного неба беззвучно полыхали зарницы, бандиты залегли за деревьями. Они отчаянно отстреливались. Лейтенант приказал солдатам подойти вплотную и забрасывать гранатами. «За ту дивчину, — сказал Малеванный. — и чтобы ни один не ушел…» А потом встал во весь рост и подошел к темному обрыву.

— Слухай, Яре! — крикнул лейтенант в темноту. — Це я, Мальованый. Чи знаешь такого?

— Знаю, пес, — откликнулся Яр. — Бережу для тебе кулю!

— Сообщаю, что народным судом за преступления против Советской власти тебе вынесен смертный приговор. Приговор приведу в исполнение лично. Сегодня! — Сказал, будто вколотил гвоздь в доску.

Был короткий бой, когда пламя от гранатных взрывов вплелось в отблеск зарниц и глухо стучали автоматы. «Хлопцы! — крикнул своим Малеванный. — Не трогайте Яра, хочу глянуть тому кату в глаза». Они встретились на дне балки лицом к лицу, и Яр бросился бежать. «Да умри ж хоть по-человечески! — закричал лейтенант. — Повернись лицом к смерти!»

Еще долго потом, стоило лейтенанту закрыть глаза, виделась ему девушка, обнявшая яблоню…

Ненависть к бандитам росла у Малеванного день за днем, она была как завещание той дивчины — если ты мужчина, отомсти. Потому и не щадил себя, лез в самое пекло. Как-то сказал Нечаю:

— Понимаешь, Иванку, одна у меня мечта — дожить до того дня, когда выполем эту мерзость. Навсегда…

Но эта ненависть со временем не превратилась в злобу. Она была осознанной и целенаправленной, помогала бороться, а не ослепляла.

Другую дорогу прошел Роман Савчук. Он попал к Рену в 1943-м. Рен был тогда молодым, уверенно и властно ходил по земле, легко вскакивал в седло. Носил сотник польский китель с накладными карманами, щегольские галифе, мазепинку с трезубом. В том селе, где валялся в горячке Роман, сотник равнодушно распорядился жизнью десятка людей, родственников партизан и коммунистов.

Из одной хаты выволокли Романа, он только начал подниматься после болезни. Привели к Рену. Проводник посмотрел на подростка, раскатисто захохотал. Жалкий был вид у хлопца: остро выступили скулы, глубоко провалились лихорадочные, колючие глаза — скрутила хвороба.

— Вот партизанского выкормыша поймали, — гордо доложил сотнику «боевик» [20] Боевик — член бандитской группы.

Роману трудно было стоять, и он оперся спиной о тын. Услышал, что сказал бандеровец, похолодели ноги, подумал, что приходит конец.

— Я с партизанами не знаюсь, — умоляюще обратился к сотнику. — Як на то, давно уже шукаю уповцев. Вышкол [21] Вышкол — выучка, обучение (укр.). маю, — добавил с некоторой гордостью.

— Щенок, — без злости сказал Рен. — Откуда такой?

Роман изложил историю своих скитаний.

Рен выслушал, поверил хлопцу, приказал «боевикам»:

— Возьмем этого шмаркатого швайкала [22] Шмаркатый швайкал — сопливый босяк (диалект). с собой. Подкормим, и нехай воюе. Чтоб не говорили, что мы только убиваем, — ткнул в сторону дымившихся пепелищ. — Для тех, кто не забыл святые заветы предков, моя сотня как родная семья…

Роману не улыбалось бродить с уповцами по лесам, но понимал: будет перечить — налегке отправится на свидание с теми самыми предками. И потому сказал благодарно: «Бардзо дякую, батько».

Кто-то из приближенных заметил одобрительно:

— Добре надумал, друже проводник. Воспитаем из щенка пса. Ничего, что сейчас шелудивый да облезлый. Были бы кости, мясо нарастет.

И закрутились чертовым колесом дни: рейды, налеты, бункера, лесные дороги.

Как-никак, а Роман почти закончил гимназию. Это сразу выделило его из «боевиков», полуграмотных, прошедших другую учебу — уголовщины, тюрем, отрядов «вспомогательной полиции».

Он начал писать стихи. О черноглазых красавицах, вишнях в цвету и о том, какие бывают золотые закаты. «Боевики» заметили, что Роман много пишет, вместо того чтобы, как добрые люди, в свободные минуты самогонку пить. Тетрадку с виршами принесли Рену — не к лицу «борцу» за национальную идею заниматься чепухой, батько прикажет плетью вразумить стихоплета.

Но Рен полистал обшарпанные листочки и велел доставить к нему лично «того хлопца, как его там…».

— Чуприну, — подсказали услужливо.

— Ага. Добряче призвыще — Чуприна. Помню, был патлатым да нечесаным.

Роман за год вымахал в здоровенного парубка. Рен встретил его дружелюбно.

— Добре пишешь, — сказал. — Читал. Нужны нам грамотные люди, такие, чтобы могли наши идеи объяснять. Будешь при мне по пропагандистской части. И писать станешь не про тендитных красоток — про боротьбу нашу, про потоки крови, которыми орошаем цветы нашей свободы.

Считал, видно, Рен, что с поэтом надо разговаривать высоким штилем.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — с некоторой гордостью ответил Роман.

— Ага. Пора за тебя всерьез браться, учить тебя нашей науке.

…Дорого обойдется Роману та наука…

Рен задумчиво, изучающе рассматривал хлопца. Роман выдержал его взгляд.

— Не мигаешь… Молодец, — одобрил проводник и пришел в хорошее расположение духа. — Казаком стал… Уже под носом зачернело. Потому и лезут думки про красавиц. Сами были такими, пока не попробовали того меда…

«Боевики» захохотали батьковой шутке. Не часто шутил Рен.

— Чтоб не мешала тебе лирика воевать за наши идеи, сделаем так. На днях должны мы наведаться в одно село. Преподнесу я тебе подарунок. А пока оставайся в штабе.

К Роману подходили «боевики», поздравляли с «повышением».

Рен безошибочно выбирал цели для своих налетов. Сперва его разведка точно устанавливала, что в селе и рядом с ним нет партизан, взрослые мужики в лесах, только и остались старые да малые, а в некоторых хатах прячутся беглецы из лагерей военнопленных. Тогда и заявлялся в то село. Он охотился за связными партизанских отрядов, их добровольными помощниками в селах. Фашистское командование высоко ценило эту «деятельность» проводника.

Так было и на этот раз. «Боевики» лихо ворвались в село. Их радостно приветствовали полицаи из «вспомогательной полиции», хвалились, что уже и сами основательно поработали, очистили население от «скомунизованого элемента». Верховые бандеровцы с криком и гвалтом носились по селу, стреляя в воздух. Рен приказал начальнику полицаев представить список подозрительных лиц, указать хаты, в которых жили родственники партизан. Старший полицай, понимающе ухмыляясь, сказал:

— Начинайте прямо от околицы. Как говорят, в таких делах лучше перебрать, чем недобрать…

«Боевики» азартно принялись за грабеж, тащили все, чего не прихватили раньше немцы.

Случайно они наткнулись на хату, где прятались два раненых партизана. Застучали выстрелы. Партизаны отстреливались яростно, бандеровцам пришлось выкатить станковый пулемет, забрасывать хату гранатами. «Живьем берите!» — командовал Рен. Он уже предвкушал, как обрадуются «подарку» приятели из фашистской разведки. Но выстрелы замолкли только тогда, когда обрушились стропила — партизаны сами выбрали себе смерть.