А. Шершунов - Любимые застольные песни для русской души

Слова и музыка неизвестных авторов

В нашу гавань заходили корабли,

Большие корабли из океана.

В таверне веселились моряки, ой-ли,

И пили за здоровье атамана.

В таверне шум, и гам, и суета.

Пираты наслаждались танцем Мери.

Не танцы их пленили – красота, ой-ли,

В таверне распахнулись с шумом двери.

В дверях стоял наездник молодой,

Глаза его как молнии блистали,

Наездник был красивый сам собой, ой-ли,

Пираты сразу Гарри в нём узнали.

– О, Мери, он приехал, Гарри твой!

Ребята, он не наш, не с океана.

– Мы, Гарри, посчитаемся с тобой, ойли,

Раздался пьяный голос атамана.

И в воздухе сверкнули два ножа,

Пираты затаили все дыханье.

Все знали атамана как вождя, ой-ли,

И мастера по делу фехтованья.

Но Гарри был суров и молчалив,

Он знал, что ему Мери изменила,

Он молча защищался у перил, ой-ли,

Но Мери в этот миг его любила.

Вот с шумом повалился атаман. —

О, Мери, – его губы прошептали.

Погиб пират, заплачет океан, ой-ли,

А кровь уже стекла с ножа у Гарри.

В нашу гавань заходили корабли,

Большие корабли из океана.

В таверне веселились моряки, ой-ли,

И пили на поминках атамана.

Слова и музыка неизвестных авторов

Жил-был на Подоле Гоп-со-смыком,

Славился своим басистым криком.

Глотка была прездорова,

И мычал он, как корова,

А врагов имел мильон со смыком.

Гоп-со-смыком – это буду я!

Вы, друзья, послушайте меня:

Ремеслом избрал я кражу,

Из тюрьмы я не вылажу,

Исправдом скучает без меня!

Если дело выйдет очень скверно —

И меня убьют тогда, наверно…

В рай все воры попадают

(Пусть то честные все знают!),

Их там через чёрный ход пускают.

В раю я на «работу» тоже выйду,

Возьму с собой я дудку, шпалер, митру…

Деньги нужны до зарезу —

К Богу в гардероб залезу.

Я его намного не обижу!

Бог пускай карманы там не греет,

Что возьму – пускай не пожалеет:

Слитки золота, караты,

На стене висят халаты —

Дай Бог нам иметь, что Бог имеет!

Иуда Скариотский там живет,

Скрягой между ними он слывет.

Ой, подлец тогда я буду, —

Покалечу я Иуду:

Знаю, где червонцы он кладет!

Слова С. Есенина. Музыка неизвестного автора

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

Слова и музыка неизвестных авторов

Здесь под небом чужим я как гость нежеланный.

Слышу крик журавлей, улетающих вдаль.

О, как больно в груди, о, как хочется плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли.

Вот всё ближе они, и всё громче рыданья,

Словно скорбную весть нам они принесли.

Так откуда же вы, из какого вы края

Прилетели сюда на ночлег, журавли?

Я ту сторону знаю, где луч солнца играет,

Белым саваном там вся покрыта земля.

Где пурга и метели, ветры дуют уныло,

Там родимый мой край, там сторонка моя.

Слова и музыка неизвестных авторов

Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,

Джентльмены, бароны и денди,

Я за двадцать минут опьянеть не смогла

От стакана холодного бренди.

Ведь я институтка,

Я дочь камергера,

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины —

Моя атмосфера.

Привет эмигрантам, свободный Париж!

Мой отец в октябре убежать не успел,

Но для белых он сделал немало.

Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —

Прозвучал приговор трибунала.

И вот я проститутка,

Я фея из бара,

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины —

Моя атмосфера.

Привет эмигрантам, свободный Париж!

Я сказала полковнику: «Нате, берите!

Не донской же валютой за это платить.

Вы франками, сэр, заплатите.

А все остальное – дорожная пыль!»

Вот я проститутка,

Я фея из бара,

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины —

Моя атмосфера.

Привет эмигрантам, свободный Париж!

Ведь я институтка,

Я дочь камергера,

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины —

Моя атмосфера.

Привет эмигрантам, свободный Париж!

Слова и музыка неизвестных авторов

Зачем, скажите, вам чужая Аргентина?

Вот вам история каховского раввина,

Что жил в уютной, скромной обстановке

В уездном тихом городе Каховке.

Была у нашего раввина дочка Энта,

Такая гибкая, как шелковая лента,

Такая чистая, как мытая посуда,

Такая умная, как целый том Талмуда.

И было много женихов у Энты нашей:

Мелалед молодой из хедера Абраша,

Мясник Арон и парикмахер Яша, —

Сходили все с ума!

Но революция дошла и до Каховки,

Переворот свершился в Энтиной головке:

Приехал новый председатель Губпромтреста

И под собою не находит Энта места.

Иван Иванович плечистый, чернобровый,

Такой красивый и на вид почти здоровый,

И галифе, и френч шикарно новый,

И сапоги из настоящего шевро!

И вот раввин наш не находит дома Энты,

А на столе лежит послание в конверте,

А в том послании всего четыре слова:

«Прощай, уехала. Гражданка Иванова».

И вот раввин наш перестал молиться Богу,

Теперь раввин уж не ходит в синагогу,

И сбрил он сразу бороду, – и ходит франтом…

Теперь он числится одесским коммерсантом.

Слова и музыка неизвестных авторов

Как-то по проспекту

С Манькой я гулял.

Фонарик нам в пол-света

Дорожку освещал.

И чтоб было весело

Нам с Манькою идти,

В кабачок Печерского

Решили мы зайти.

Захожу в пивную,

Садюся я за стол.

И бросаю кепи

Прямо я на пол.

Спрашиваю Маню:

«Что ты будешь пить?»

А она мне лепит:

«Голова болить».