Журнал Здоровье №6 (102) 1963

Так и не решив этого вопроса, он торопливо вымыл руки, надел халат, шапочку и маску и подошел к операционному столу.

Летчик, молодой человек лет девятнадцати — двадцати, с бледным обескровленным лицом, широко раскрыв глаза, пристально и серьезно смотрел на врача. Ему предстояло ампутировать ногу почти до колена, и Ильин предупредил его, что будет оперировать без наркоза: усыплять лейтенанта было некогда. Летчик молча кивнул, и операция началась.

Вначале, как ни старался Ильин сосредоточиться только на том, что делает, он не мог не думать о своей судьбе, и пока руки совершали привычные быстрые движения, в каком-то дальнем уголке сознания он продолжал решать тот же неотступно стоявший перед ним вопрос. Но мало-помалу внимание его все больше привлекал этот юноша, лежавший на столе.

Ильин знал, как мучительна эта операция, какую нестерпимую боль должен испытывать молодой летчик. Он ожидал крика, стонов, но лейтенант молчал. На мгновение доктору показалось, что его пациент от боли лишился чувств. Он посмотрел в лицо летчика, увидел крупные капли пота на его лбу, посиневшие от напряжения, плотно сжатые губы, жилые, полные муки глаза, и острая жалость и нежность к этому мальчику, так мужественно переносящему страдания, охватила его. Он уже ни о чем не думал и только торопился закончить операцию.

— Вот и все! — сказал он, наложив последний шов и наклоняясь к лицу летчика. В ответ неожиданно прозвучало тихое и спокойное «Спасибо, доктор!», и Ильин, чувствуя, что у него от волнения перехватило горло, поспешно отошел к умывальнику.

И тут он понял, что вопрос, так долго мучивший его, внутренне уже им решен. Судьба двух тысяч искалеченных людей, заполнивших больницу, была сильнее его личной судьбы. Все то, что недавно казалось ему противоречивым и несовместимым — долг коммуниста, долг врача и долг человека, — вдруг сразу слилось воедино. Он ощутил себя здесь, у операционного стола, солдатом, который ведет бой и который не получил приказа об отступлении. И он уже твердо знал, что останется на своем боевом посту и не уйдет отсюда, чем бы это ему ни грозило.

Он остался. Он работал до изнеможения весь этот день, работал и тогда, когда город был уже полностью занят врагом и немцы появились в больнице. Он стоял за операционным столом всю ночь и почти весь следующий день, только меняя окровавленные халаты.

Потянулись долгие месяцы страданий. Наконец доктор Ильин установил связь с партизанами и ушел в один из отрядов, пробыв там до самого освобождения Бреста.

Степан Ильин был штатским, а не военным врачом. Но еще в первые месяцы оккупации ему приходилось иногда бывать в лагере для пленных Южного военного городка, где работали его коллеги — военные медики из Брестской крепости, попавшие в гитлеровский плен. Он видел невыносимые условия этого лагеря, видел, как мрут от голода и болезней тысячи пленных, видел мучения наших людей и, страдая от невозможности помочь им, иногда думал, что его место как коммуниста и врача — там, среди узников фашизма, которые больше всего нуждаются в его помощи. Однажды, приехав туда, он заявил, что остается с пленными, и доктор Юрий Петров, который руководил «ревиром» Южного городка, с трудом отговорил его от этого намерения и почти насильно вытолкнул Ильина из ворот лагеря, быть может, тем самым сохранив ему жизнь. Недаром другой врач этого «ревира», Сергей Сергеевич Ермолаев, позже, находясь в лагере Седлец, оказался не в силах вынести все то, что ему пришлось видеть и пережить. Он покончил самоубийством, перерезав себе горло бритвой, и все усилия товарищей-врачей спасти его остались тщетными.

Петров, Маховенко, Медведев, Занин, Маслов — эти врачи из Брестской крепости взяли на себя в лагере Южного городка нелегкую обязанность — лечить и спасать от смерти наших раненых пленных. Это были хирурги высокого класса, мастера своей профессии, но им пришлось работать в совершенно невозможной обстановке.

Раненые валялись на грязной соломе, не хватало бинтов для перевязок, не было медикаментов: гитлеровцы отнюдь не хотели помогать врачам лечить тех, кого они старались скорее загнать в могилу. Приходилось всячески изворачиваться — медсестры стирали бинты, и они снова шли в дело, порой удавалось выпросить для раненых лишнюю порцию баланды, случалось добывать у немецких врачей медикаменты.

Немецкие врачи из военного госпиталя, разместившегося в Бресте, вскоре узнали, что в лагерном «ревире» в Южном городке работает искусный хирург Юрий Викторович Петров, ученик знаменитого ленинградского хирурга-онколога Н. Н. Петрова, ныне лауреата Ленинской премии. Порой они приезжали посмотреть на его операции, проконсультироваться по какому-нибудь сложному случаю, а Петров пользовался этим интересом и уважением к себе со стороны немецких коллег, чтобы достать у них то перевязочные материалы, то лекарства.

Петров и Маховенко были спасителями майора Гаврилова, когда героя крепости привезли в лагерь. Брестское гестапо почему-то интересовалось выздоровлением майора, и возникало опасение, что с ним могут расправиться за его стойкость и упорство. Поэтому врачи объявили, что Гаврилов заболел тифом, и перевели его в тифозный барак. Тифа гитлеровцы боялись, как огня, и Гаврилов на два месяца исчез из их поля зрения. За это время чиновники в гестапо сменились, история с Гавриловым забылась и его оставили в покое. Тогда врачи выписали его из тифозного барака и устроили раздатчиком баланды на кухне, чтобы он мог подкормиться и немного восстановить свои силы.

У меня нет возможности назвать здесь всех медиков из Брестской крепости, живых и погибших, как нет возможности даже упомянуть всех участников героической брестской обороны. Но в заключение я хочу рассказать только одну историю трудной, честной и трагически оборванной жизни Бориса Александровича Маслова.

Военврач II ранга Маслов был начальником окружного госпиталя, который, как уже говорилось, находился на Южном острове крепости. Когда началась война, он оказался на своем посту и руководил спасением больных и раненых. Госпитальные корпуса горели и рушились под артиллерийским обстрелом и бомбежками, и по приказанию Маслова всех больных перенесли оттуда в ближайший каземат в земляном валу.

Бой шел около внешних ворот Южного острова, не смолкала перестрелка на валах над Бугом, какие-то группы бойцов дрались около полуразрушенных госпитальных зданий. В каземат к Маслову приносили раненых, и он с несколькими врачами и сестрами старался оказать им посильную помощь, хотя бинтов и медикаментов почти не было. Потом раненых набралось столько, что пришлось занять соседние казематы.

Поглощенные лихорадочной работой, врачи и сестры потеряли счет времени. Они не знали, сколько часов прошло, когда неподалеку от убежища, где находились раненые, послышались очереди автоматов и разрывы гранат. Гитлеровские солдаты прорвались на этот край острова и теперь прочесывали один за другим казематы земляного вала.