Журнал Здоровье №2 (50) 1959

Вытираю руки спиртом, потом йодом.

Разбираю шприц. Может быть, стеклянный корпус удастся приспособить вместо дыхательной трубочки? Обжигаю на огне нож и пинцет.

Но почему же молчит мать? Оборачиваюсь. Женщина приложила ухо к

груди ребенка. Тельце продолжает вздрагивать, но хрипов уже не слышно. Еще мгновение. И вдруг — страшный нечеловеческий крик. И тишина…

Будто окаменевшие, мы сидели друг против друга. Я молчал, а мать, сжимая тело ребенка, шепотом вновь и вновь бессмысленно повторяла одно только слово: дифтерия.

…И вот пятнадцать лет спустя у меня в руках приказ:

в ближайшие три — четыре года практически ликвидировать заболеваемость дифтерией во всей Российской Федерации. Чудесное начинание!

в 1962 году эта болезнь станет редкой.

— А хотите сейчас побывать в городе, где болезнь эта уже почти ликвидирована? — спросили меня.

— Небольшой городок?

— Нет, многомиллионный Ленинград.

И я поехал в…. 1962 год. Поехал в память о маленькой белоголовой девочке, чья смерть навсегда запала мне в душу.

Эпидемии дифтерии были известны еще Гиппократу. А с XVII столетия болезнь, проявляющая себя пленками в горле, получила имя «гаротилло», что означает «петля палача». Со второй половины XIX века дифтерия захватывает в Европе и Америке все большее число жертв. За 25 лет перед революцией в одной только Европейской России переболело ею около шести миллионов человек. Сотни матерей обращаются к Луи Пастеру, умоляя его найти средство против дифтерии. Сотрудники Пастеровского института в Париже действительно сделали многое для изучения токсина (яда) дифтерийной палочки, но честь отыскания антитоксической лечебной сыворотки принадлежит не им. Ее получили почти одновременно Бардах в Одессе и Беринг в Германии.

Но врачи хотели не только лечить уже заболевших, а и предупреждать дифтерию у здоровых. В Пастеровском институте Рамон создает дифтерийный анатоксин. Путем особой обработки ему удается обезвредить яды дифтерийного возбудителя. Если такой обработанный яд ввести в организм, вырабатывается невосприимчивость к дифтерийному микробу. Очень скоро медики убедились: противодифтерийные прививки способны творить чудеса. Казалось бы, мечта о полном искоренении этой тяжелой болезни вот-вот сбудется. Так полагали даже специалисты. Но в годы второй мировой войны в Европе, к западу от Польши, дифтерия вновь стала одной из самых распространенных эпидемических болезней.

Отчего же это случилось? Виновницей оказалась фашистская Германия. Гитлеровцы считали, что прививки «портят» благородную кровь «арийской» расы. Поэтому в Германии их почти совсем перестали делать и число больных непрерывно росло. Фашисты вторгались в страны Европы и вместе с ними пробиралась через государственные границы дифтерия. В Голландии число заболевших после прихода немцев увеличилось в 40 раз, а в Норвегии даже в 108 раз. Занесли гитлеровцы эпидемию и к нам. И кто знает, не фашисты ли виноваты в заражении той девочки, с которой в недобрый час повстречался я в годы войны?

После войны ученым не пришлось ломать голову над новыми методами борьбы с дифтерией. Анатоксин Рамона окончательно утвердился как средство, с помощью которого можно наверняка предупреждать заболевание. Но чтобы победить дифтерию в населенном пункте, надо подвергнуть прививке всех или хотя бы 90 процентов детей. Впервые именно это проделал еще в 1931 году известный советский ученый профессор П. Ф. Здродовский. Проведенные под его руководством массовые прививки в десять раз снизили тогда заболеваемость дифтерией в Ленинграде.

Огромных усилий потребовало это мероприятие от организаторов здравоохранения. Сам Рамон восторженно приветствовал успешный советский эксперимент. Война разрушила систему массовых вакцинаций. И хотя в нашей стране, особенно после введения обязательных прививок для детей, заболевания дифтерией резко уменьшились, полное ее уничтожение многим представлялось делом далекого будущего.

Представлялось, пока за дело снова не взялись ленинградцы.

Шел 1948 год. Из Сибири, Средней Азии, из самых дальних уголков страны возвращались в родной город эвакуированные ленинградцы. Радостная встреча с родным городом для многих семей нередко омрачалась болезнью детей, в Ленинграде участились случаи дифтерии. Приезжавшие в город, как правило, имели на руках справки: дети привиты. Но как привиты? Об этом и зашел разговор на первом заселении «Дифтерийного комитета», который собрался осенью 1948 года под председательством профессора Владимира Ильича Иоффе. Создание такого «штаба» показалось вполне естественным ленинградским медикам, привыкшим в годы войны к четкой полувоенной организации своего труда. Комитет был органом общественным, его члены — ученые, организаторы здравоохранения, врачи-практики — не получали никакого вознаграждения, однако с первых дней они развернули самую кипучую деятельность.

По рекомендации профессора В. И. Иоффе ста тысячам детей в городе сделали так называемую пробу Шика, позволяющую судить о наличии или отсутствии иммунитета. Подобную пробу врачи делали и делают довольно часто, но в истории медицины известно мало случаев, когда бы она была такой массовой.

Когда подвели итоги проверки, оказалось, что у большинства детей (в том числе имевших справки) иммунитет к дифтерии очень слаб. В таких условиях нетрудно было предсказать кривую заболеваний. Волна заболеваний, без сомнения, должна была расти, пока в городе не накопилось бы достаточно переболевших и, следовательно, невосприимчивых. Тогда число заболеваний пойдет на убыль с тем, чтобы 3–4 года спустя повториться вновь. Именно такая закономерность вот уже много десятков лет наблюдается во всех крупных городах мира.

Можно ли остановить дифтерийные волны? Можно! — решил «Дифтерийный комитет». Можно, если сделать прививки всем детям трехмиллионного города. Всем без исключения. И впредь через строгие промежутки времени повторять ревакцинацию.

Казалось бы, решение простое, но как его осуществить? Необходимо было завести на каждого маленького гражданина карточку с адресом, возрастом и отметкой о прежних прививках. Только тогда система предохранения детей от дифтерии превратилась бы в безотказно действующий механизм. Сейчас такой механизм уже создан в Ленинграде. Но прежде чем почти миллион карточек занял свои места в картотеках детских поликлиник, сотням медицинских сестер пришлось обойти тысячи домов, квартир, подняться на несчетное число лестниц в поисках тех, кого предстояло защитить от дифтерии. Не пропустить ни одного ребенка — распорядился Комитет. Это звучало как приказ, а приказ должен быть выполнен.