Александр Фролов - Записки медбрата, или Как лечат в Америке

Вы, конечно, будете смеяться, но у неё тоже был на контрольной вопрос на проверку, как студенты освоили догму, согласно которой якобы нельзя задавать пациентам вопросы, которые начинаются со слова «почему». При этом никто и не думал повторять такие важные темы, как жидкостно-электролитный баланс в организме…

Пять недель практики в психиатрической больнице прошли спокойно. За такое короткое время трудно вникнуть в суть, но кое-что подметить удалось. Чтобы больным было веселее коротать больничные будни, в отделении были видеоигры. Меня буквально шокировала игра, в которой показывали отрывок из кинофильма, и нужно было угадать автора, по произведению которого этот фильм был снят. Вот показывают узкий железнодорожный мост. По нему, выбиваясь из последних сил, кто-то бежит. Нельзя свернуть ни вправо, ни влево. А сзади неумолимо приближается поезд… Это отрывок из фильма, снятому по призведению Стивена Кинга, заслуженно получившего прозвище «Король ужасов». Это, конечно, нужно было додуматься, чтобы пациентам психбольницы, многим из которых и без того по ночам снятся кошмары, показывать отрывки из фильмов ужасов. И ведь кто-то, имеющий соответствующее образование и лицензию, одобрил приобретение этой игры для пациентов с психическими расстройствами.

Один день был выделен на осмотр детского отделения. Ничего интересного из официальных источников, но вот комментарии однокурсницы запомнились. В Америке нет детских домов. Бездетные пары готовы ехать на край света, чтобы усыновить ребёнка. Что касается своих сирот, их почему-то не усыновляют, а воспитывают в фостерных семьях. Ребёнок находится в такой семье по договору. Семья имеет право в любой момент отказаться от ребёнка, равно как и ребёнок тоже может позвонить в социальную службу и сказать, что ему не нравится и потребовать, чтобы его дали в другую семью. И возникает вопрос: «Где находятся дети на переходном этапе, если нет детских домов?» А находятся они в психиатрических больницах. Но больница не может держать здорового ребёнка, поэтому всем сиротам лепят психиатрические диагнозы, а если есть такой диагноз, значит, есть и назначение врача на психотропные препараты. Моя однокурсница хорошо знает эту систему, так как сама принимала детей в свою семью на патронатное воспитание.

Кто-то, быть может, подумал, что сирот пичкают психотропными таблетками, потому что их некому пожалеть, некому за них заступиться. Это не так. Пятьдесят миллионов американцев сидят на антидепрессантах, у общества нет психологического барьера перед психотропными препаратами, поэтому они и своих родных детей со спокойной душой пичкают всякого рода успокоительными. По статистике в 2011 году у 6,4 миллиона детей был диагноз СДВГ, то есть синдром дефицита внимания с гиперактивностью. 80% этих детей регулярно принимали препарат Риталин или подобные ему препараты, сделанные на основе амфетамина. Не трудно посчитать, что 80% – это пять миллионов сто двадцать тысяч детей. Если полиция кого-то задержит с этим препаратом, посадят по статье за незаконное хранение наркотиков. Поэтому не случайно на жаргоне наркоторговцев препарат Риталин называется «детский кокаин». Побочные эффекты лекарств этой группы – потеря аппетита и веса, бессонница, потеря интереса к социальной жизни, нервный тик, задержка в росте. Но американцы без проблем дают эти таблетки своим детям, так как, во-первых, безгранично доверяют врачам, которые выписывают рецепты, а во-вторых, не понимают, что вышеперечисленные побочные эффекты свидетельствуют о повреждении нервной системы. Если у ребёнка возникает бессонница, врач без проблем выпишет рецепт ещё и на снотворное.

День в детском психиатрическом отделении подходил к концу, когда привезли новую 16-летнюю пациентку. Она что-то натворила в школе, директор вызвал скорую, и школьницу привезли прямо в психбольницу. Работники больницы мне сказали, что эту девочку они хорошо знают, так как она сюда часто попадает. «Её усыновили в России, когда ей было шесть лет. В детдоме её били, и поэтому у неё сейчас проблемы с психикой», – сказали мне. Мне трудно судить, не зная всех фактов, но почему-то мне кажется, что нельзя все психические проблемы подростка списывать на то, что в детстве, более десяти лет назад, кто-то её бил. Но даже если это и так, вряд ли ей поможет то, что в больнице её напичкают успокоительными в дополнение к тому, что она и так ежедневно их принимает.

Самым лёгким сегментом третьего семестра – это пятинедельный курс педиатрии, потому что преподаватель по этому предмету миссис Армстронг отличается от остальных тем, что действительно хорошо учила студентов, давала знания и не старалась никого завалить. Но она буквально одна такая, исключение из правил. А вот акушерство – это самый кошмарный пятинедельный сегмент. Ничего сложного там нет, но мне не повезло: я попал на практику в подгруппу к некой миссис Сигель, которая славится тем, что всей душой ненавидит студентов-мужчин. К мужчинам отношение вообще предвзятое. Дело в том, что исторически зарплата у медсестёр всегда была маленькой, и по этой причине мужчины не шли учиться на эту специальность. Но медсёстры под флагом феминизма боролись за свои права, и когда добились повышения зарплаты, мужчины валом хлынули в эту профессию, но их встретили в штыки, мол, пришли на всё готовое. Миссис Сигель, в отличие от остальных, даже не скрывала свое предвзятого отношения и издевалась, как могла, над теми мужчинами, которые попадали в её группу. Постоянно ходила по пятам, ища к чему придраться. Но за два занятия в неделю много не накопаешь. Придраться было решительно не к чему, поэтому зачёт мне поставила, но с одним замечанием: написала, что я, мол, не улыбаюсь пациенткам, поэтому с целью помочь мне исправиться, официально рекомендовала прикрепить меня в последнем семестре на практике не к преподавателю, который работает на полставки, а к преподавателю, которая является членом кафедры, а значит, по идее, может лучше научить этикету общения с пациентами.

Нужно особо отметить, что этот семестр мы закончили без потерь, то есть никого не отчислили. Традиционно с предпоследнего семестра отчисляют многих. Были случаи, что с третьего семестра отчисляли всю группу. Но на этот раз прошли все. Это может показаться чудом, хотя на самом деле всё объяснимо: если в предыдущем полугодии было слишком много «неуспевающих», тогда на следующий семестр для компенсации никому двоек не ставят.

И вот наступил последний четвертый семестр. Первая тема – кардиология. Лекции на эту тему читала миссис Тамошевский, которая подлейшим образом на первой же контрольной завалила больше половины группы. «Тема трудная, но вы не переживайте, я вам помогу», – заверяла она. И действительно, «помогла»: перед контрольной продиктовала целый список вопросов, на которые нужно обратить особое внимание, чтобы получить хорошую оценку. Все сконцентрировали внимание на эти вопросы, но в результате получили двойки: ни одного из этих вопросов не было на контрольной! Я же получил четвёрку, так как, это было для меня повторение. Тамошевский также была руководителем практики в моей подгруппе. В этой роли она славилась тем, что каждый семестр ставила за практику двойку одному студенту. Через несколько дней после начала семестра ко мне подошла одна студентка и сказала, что случайно услышала разговор Тамошевский и Сигель обо мне, и Тамошевский сказала: «Я его выполю, как сорняк». Что я мог сделать? Всё руководство кафедры на их стороне, а студентка, которая это слышала, сама перепугана и не знает, пройдёт она последний семестр или нет, поэтому ожидать, что она согласиться официально рассказать об услышанном, не приходилось. Я просто решил быть предельно осторожным. Представьте себе нервную нагрузку, когда знаешь, что любой шаг может перечеркнуть двухлетнюю работу. Один раз нужно было дать таблетки какому-то деду. Таблеток было штук десять. Пациент глотать их целиком не хотел и только твердил: «Поломай, поламай.» Но ведь в инструкции не написано, что их можно ломать, линии, по которой ломают таблетки, тоже не было, а это значит, преподаватель может придраться. Оглядываясь, я всё же разломил каждую таблетку на несколько кусочков и только тогда пациент их проглотил. Пронесло. Но нельзя ожидать, что и дальше всё будет складываться идеально. И вот мне дали задание взять кровь из вены, первый раз в жизни. Пациентка оказалась очень впечатлительной. Я ввёл иголку в вену – она вскрикнула. И хотя больная кричала каждый раз, даже тогда, когда её кололи флеботомисты с опытом работы, это не помешало моему преподавателю составить на меня бумагу, в которой написала, что пациентка вскрикнула оттого, что я якобы слишком резко ввёл иглу. Она направила меня на дополнительное занятие в лабораторию – практиковаться брать кровь. И вот я демонстрирую на манекене, как нужно вводить иголку. Начальница лаборатории миссис Сандаски наблюдает за каждым моим движением. Придраться не к чему.