Иван Гончаренко - Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Конечно, все это было не так уж трагично и даже сопровождалось шутками со стороны начальства. Выглядело это примерно так. Офицер Лютан говорил: «Марк, встань!» Тот вставал. А офицер продолжал:

— На этой неделе Марк забыл свое оружие в палатке. Кроме того, он на две минуты опоздал в столовую. Марк, ты знаешь песню « Коль ха кохавим нофлим — Все звезды падают»?

— Да, — с поникшей головой скорбно отвечал бедный Марк. Его судьба уже была решена.

— Так вот, сейчас ты такая звезда, которая упала. На этот шаббат ты остаешься здесь. Садись, — спокойно продолжал Лютан.

Порой лишиться субботнего отпуска можно было и за менее значительные проступки, совершенные по чистой глупости. Например, в первые месяцы службы командир часто заставлял нас бегать. Говорил: «Видишь вон то дерево? У тебя есть десять секунд, чтобы добежать до него, дотронуться и вернуться обратно». Или: «Видишь вон ту гору? Добеги до нее и вернись обратно». И таких команд в день ты мог выполнить десятки. У меня на часах даже стерлась кнопка секундомера от того, как часто за день приходилось нажимать на нее. Но иногда такие приказы отдавались с элементом юмора. При этом шутить мог как командир, так и его подчиненный.

Вообще, в израильской армии внешним атрибутам субординации уделяют не такое большое внимание, как в других армиях, что, наверное, лишний раз доказывает ее демократичность. Все понимают, что дисциплина должна поддерживаться другими методами — пониманием необходимости воинской службы и того, что ты и твой командир, если надо, вместе, плечом к плечу, выйдете на боевые операции, а от слаженности ваших действий будут зависеть и ваша жизнь, и успешность выполнения задания. А обязанность отдавать честь уж никак не влияет на эффективность армии. Безусловно, юмор, особенно со стороны подчиненного, должен иметь границы. Иногда по глупости ты эту границу самоуверенно переступаешь… Так, однажды сержант Одед подозвал меня и, улыбаясь, сказал:

— Видишь вон то дерево? — и указал пальцем на дерево метрах в сорока от нас.

— Да, — ответил я, уже понимая, что сейчас последует.

— Оно хочет тебе что-то сказать. У тебя семнадцать секунд, чтобы добежать до него, узнать, что оно хочет сказать, и рассказать об этом мне, — сострил Одед.

Я уже знал об этой армейской хохме от своих товарищей, которые служили раньше, и решил, пользуясь случаем, продемонстрировать свое чувство юмора. Вернувшись, я бодро отрапортовал:

— Одед, ты ошибся. Дерево сказало, что оно хотело поговорить с тобой.

Все вокруг захохотали. В глазах сержанта забегали чертики. Он стремительно припустил к дереву, добежал до него, сделал вид, что слушает, и вернулся обратно.

— Ты прав. Дерево хотело мне поведать, что на этот шаббат ты остаешься здесь. Оно также пригласило тебя несколько часов отдохнуть в его тени, когда твои друзья будут наслаждаться отдыхом дома. Поэтому не стесняйся, — произнес Одед, улыбаясь.

Все смеялись, включая меня, а Одед продолжал:

— Сказать честно, — вдруг он перешел на шепот, — мне кажется, ты ему нравишься, и если у вас все заладится в этот шаббат, то можно устроить так, чтобы ты оставался здесь с ним на каждые выходные.

Мы смеялись. Вот так нелепо можно было получить онеш шаббат. «Это того стоило», — храбро, хоть и не без досады, говорил я сам себе.

Расскажу еще немного о порядках израильской армии. Боевые солдаты не отдают честь офицерам, ведь все уже равны, различие лишь в занимаемых должностях. Поэтому достаточно обычного приветствия. Кроме того, нас никогда не изводили строевой подготовкой, только перед какими-то небольшими торжественными мероприятиями — окончанием курса или получением красного берета — нас часа два могли потренировать ходить строем. При этом идти именно в ногу не требовалось. Подобная «красота» никого не интересовала. Такие небольшие торжества проводились внутри подразделения, и на них приезжали лишь наши родители и друзья. Каждый из них был счастлив увидеть друга, сына, и гостям было абсолютно безразлично, в ногу или не в ногу он марширует.

Наверное, командование ЦАХАЛ отлично понимает, что намного полезнее потратить время на спецподготовку, чем на строевые занятия. Ходить строем было важно в эпоху, когда отсутствовало не то что автоматическое, а даже нарезное стрелковое оружие. Но это было давно, в девятнадцатом веке.

Фраза, которая дала название этой главе — «Не говори, что ты дома, пока тебя там нет», — актуальна не только для чонгов , но и для пазамников [11] Пазамник — старослужащий, «дед». . Когда мы стали боевыми солдатами, наше подразделение пользовалось некоторыми поблажками по сравнению с другими соединениями. Например, нам разрешалось ходить по базе в футболках и более тонких штанах, а вместо сапог носить специальные легкие ботинки — палладиум. И самое главное: домой на шаббат мы могли уезжать не в пятницу, а в четверг! Про такой отпуск в армии говорят хамшуш — аббревиатура слов «хамиши — шиши — ве — шаббат» — с четверга по субботу.

К сожалению, такими хамшушами мы пользовались очень редко. Когда становишься полноправным бойцом, принимаешь участие во многих спецоперациях, которые далеко не всегда заканчиваются в четверг, а порой и вовсе только начинаются в пятницу. У тебя есть выбор — поехать домой или остаться для участия в спецоперации. И выбор этот всегда делали в пользу второго варианта.

Когда мы уже стали кинологами, с нами начал работать командир Ишай. Это был очень внимательный и ответственный молодой офицер с большими добрыми глазами, которого мы все очень полюбили. Он так же, как и Лютан, по средам собирал нас в центре подразделения на диванах. Разговор в основном касался недостатков нашей профессиональной подготовки. И вот однажды во время такой встречи Ишай заявил, что, идя на спецоперацию, забыл взять с собой шесть обойм.

— У меня было всего лишь четыре обоймы, и я этого даже не знал, — говорил он нам, опустив глаза вниз. Мы чувствовали, как искренне он винит себя за это. — Это очень серьезный проступок, и я наказываю себя, лишая шаббата. Я остаюсь на эти выходные на базе, — четко закончил он.

Мы засмеялись.

— Ишай, я за все свои операции вместе взятые не потратил шести обойм. Уверен, это не то, что могло тебя убить в трехчасовой операции в Шхеме, — засмеялся один из солдат.

— Ишай, возможно, ты как-то поговоришь по душам сам с собой? Объяснишь, что это было не специально и что больше такого не будет, — продолжали мы беззлобно издеваться.

— А что ты сказал своей девушке? — вдруг поинтересовался Дор.

Ишай покраснел:

— Я ей так все и сказал, — ответил он тихо.