Лидия Острецова - Юный дрессировщик

Но Луша рассуждала иначе. День, два она действительно грелась и нежилась, но на третий день я заметила в ее поведении нечто такое, что насторожило меня.

Луша стала поглядывать на дорогу и следить внимательно, чем заняты люди. Выждав момент, когда в саду никого не было, она встала, огляделась и пошла к дороге. Сначала она хромала и шла медленно, но чем дальше уходила от дома, тем быстрее двигалась и наконец, бросив прощальный взгляд на дом, помчалась изо всех сил, о которых я и не подозревала. Я прервала свои наблюдения и помчалась за ней вдогонку, но куда там… Ни лаской, ни угрозами ее было не остановить. Я очень тревожилась за Лушку: кругом лес, начался охотничий сезон, могут ее погрызть собаки, или она угодит под шальную пулю охотника. Словом, мне мерещились всякие ужасы.

Я прицепила Акбара на длинный поводок и, сказав ему: «Ищи Лушу, след!» пустилась за ней по следу. Сначала мы прибежали на базу «Спартак» за полтора километра от нас, где жили у егеря десять гончих собак. Мне сказали, что бородатая кудрявая собака, похожая на овцу, действительно прибегала, но потом убежала в лес. Дальше мы бежали по лесу до озера километра два с половиной, и там Акбар резко повернул к дому. Я ужасно сердилась, полагая, что ему просто надоело искать Лушку и он считает это занятие бесцельным.

Когда мы влетели домой, все в болотной грязи, в пуху, изрядно поцарапанные, бежали ведь не по дороге, а по кустам и болотным кочкам, — то услышали, что Луша дома, забралась под кровать и не выходит. Когда я бежала от озера к дому, то мечтала: «Только бы пришла эта мерзавка домой, уж я ей задам такую трепку, что из дома носа больше не высунет…»

Не дав себе отдышаться, я позвала ее, чтобы тут же отодрать, но ко мне вылезло, вдавливаясь в пол, измызганное, измученное существо, едва ли походящее на собаку. Два слезящихся глаза смотрели на меня смиренно, с тоской: «Ну, виновата, ну, бей…»

У кого же поднимется рука на старую несчастную собаку, да еще с такой покорностью подставляющую свою спину! Проворчав что-то нелестное о ее нравственности, я бросила поводок.

В смирении прошло несколько дней. Мы уже позабыли, что за Лушей нужен контроль, как она снова убежала. На этот раз вместе с Дотой, решив, что вдвоем веселее в пути, да и возвращаться лучше вместе.

Сначала она побежала к гончим. Там они ближе познакомились с собаками, но повеселиться всласть не удалось: все собаки сидели на цепях, да и егерь был не очень гостеприимен.

Тогда она пригласила Доту еще в одно заветное место, к лесному озеру, — там жил один красавец неизвестной породы. Но степенная Дота уже испытывала угрызения совести за самовольство и не пошла с ней, а вернулась домой, а Луша гуляла весь день и всю ночь; только к утру я услыхала царапанье в дверь и жалобное поскуливание. Когда я открыла дверь, то она легла и замерла, не смея переступить порог, ожидая моей реакции, и только обрубок хвоста робко повиливал, указывая, что остатки совести у этой собаки все-таки сохранились.

Немецкая овчарка — собака крупная, с растянутым корпусом, крепкая и сильная. Голова клинообразной формы, уши стоячие, как у волка, глаза темные, очень выразительные, живые и проницательные. Морда заостренная, зубы белые, прикус правильный, ножницеобразный, как и у всех других пород, кроме боксера. (Ножницеобразный прикус — это когда верхние зубы плотно находят на нижние, как ножницы.) Конечности мускулистые и крепкие. Хвост сабелькой опущен книзу. Окрас самый разнообразный — от белого до черного. Раньше было больше серых овчарок различных оттенков, а теперь разводят чепрачных — темный верх и рыжий или светлый подпал (низ).

Овчарки злобны и недоверчивы к посторонним, прекрасные сторожа, пастухи, ищейки. Они быстро и хорошо привыкают к любому климату, распространены от Юга до Крайнего Севера.

Меня часто спрашивают: «Правда ли, что овчарки самые умные собаки?»

До некоторой степени — правда. Они неприхотливы, быстро привыкают к любой обстановке и легче дрессируются на любые виды служб, чем другие породы, не требуя больших знаний и умения со стороны дрессировщика. Поэтому овчарки так широко используются и на границе, и в народном хозяйстве. Я держала много собак различных пород — все они интересны и хороши по-своему. Какую породу выбрать — дело вкуса, конечно.

«Эй, Колька, у Маруськиного дома собаки дерутся, побежали смотреть!»

Аза дралась с ожесточением. Тоска и голод сделали ее тело поджарым, кости торчали наружу, шерсть была взлохмаченная и тусклая. Уже было разорвано напополам ухо, прокушена лапа, губы в клочьях. До сих пор Аза все еще не давала себя подмять, но силы покидали ее.

Рыжей тоже досталось. Кровью был залит весь снег под ними и вокруг них.

Совсем недавно, когда была жива хозяйка, Аза проходила мимо рыжей, не замечая ее, и та не смела даже приблизиться. Тогда Аза была красивой, холеной овчаркой волчьей масти. Теперь она была заброшенная, так как переселилась в конуру, старую и дырявую. Раньше Азу держали в доме. Хозяйка водила ее на площадку учить разным собачьим наукам. Дрессировка давалась Азе легко, все было хорошо и любо. И все тогда ладилось у Азы, все было кстати. Оделась хозяйка на работу — тащи ей портфель, вернулась с работы — неси поводок, чтобы гулять. Вечером — подай тапочки. Когда они шли из магазина, Аза всегда тащила сумку, груженную картошкой или бутылками с молоком. Несла осторожно, высоко и гордо задрав голову.

Дом и хозяйские вещи под ее надежной защитой.

Теперь все изменилось: хозяин не замечал собаки, а чужая женщина старалась чем-нибудь досадить Азе.

Первый скандал произошел, когда гостья надела хозяйкину жакетку, несмотря на грозное рычанье Азы. И тогда собака укусила ее, а хозяин жестоко избил Азу. Теперь женщина и собака ненавидели друг друга. Везде собака стала мешать, всех стала раздражать. Без конца раздавались крики и ругань. Азу выпроводили во двор, в конуру. В дом заходить запретили. Собака отлично понимала, что все неприятности происходят от новой жилички, и при каждом удобном случае кусала ее. Тогда хозяин посадил Азу на цепь. Жизнь стала еще тоскливее.

Хуже всего было с едой. Хозяин часто забывал покормить Азу, и она целыми днями сидела без еды. Не в силах сдержать тоску и голод, собака стала выть по ночам. И ее били за это. Аза стала угрюмой, злой. К себе подпускала только хозяина да еще соседских мальчишек, Кольку с Сережкой, которые тайком совали ей уворованные дома куски. Иногда мальчишки отцепляли ее — побегать. Аза убегала на пустыри, где была свалка, разрывала лапами мусор, надеясь найти какую-нибудь еду.