Анатолий Харитонов - Чинька-Чинька

Этот случай не прошел даром. Чинька пристрастился к свежей корюшке. Однако ои понимал, что у хозяина рыбы немного, поэтому стал промышлять у оставленных лунок. Мы об этом долго даже не подозревали.

Когда рыба совсем не ловится, рыбак начинает перевязывать блесны, сверлить новые лунки, искать рыбацкого счастья. Он выдернет рыбку-две, оставит ее на льду и уходит дальше.

Чинька, чтобы погреться, тоже бродил. От лунки к лунке, от рыбака к рыбаку, как в гости. Кто поговорит, а кто и погладит — интереснее жить! И вдруг скандал!.. Чинька убегает, по льду стелется. А за ним, неуклюже переваливаясь в тяжелой шубе, спешит рыбак с железной пешней, как Илья Муромец с мечом. Чинька к косе, где вода плещется. С ходу перемахнул и сел, вывесив язык. А рыбак, вовремя хлопнувшись на лед, едва затормозил. Чинька обежал полынью кругом, возвратился на свое место, уши прижав. Рыбаки смеются:

— Кусок хлеба, что ли, стащил…

— Не-е-е! Он бутылек согревательный унес. С чего еще мужик станет так кричать?

— А может, закусь — колбасы кус—И тут же ободряюще: — Не бойся, Чинька, в обиду не дадим1

Приходит рыбак, красный от конфуза. Жалуется:

— Пять рыбин с лунки сожрал!.. Дружное рыбачье «ха-ха-ха» прерывает его. Я отсчитываю пять корюшек и отдаю. Берет и уходит, оправдываясь:

— Дак он с лунки стащил…

Говорю Чиньке:

— Как же ты мог, Чинька?

— А он на незанятой лунке ел. Откуда ему знать, что та рыба не брошенная? — вступился за него сосед. Наклонился, выбрал корюшку и поднес Чиньке: — Ешь, Чиня.

Так Чинька стал заправским рыбаком.

Наступил долгожданный месяц май. Выплеснулись из почек нежные, светло-зеленые листочки, окутались зеленым ковром сопки.

В мае у нас — обязательный поход в лес. Мы — люди лесные. Кто-то восторгается бескрайними просторами степей. Там свои прелести. Но нам без леса жизнь не в жизнь! Одно слово — дальневосточники. И есть у нас одно заветное местечко в лесу, которое мы посещаем только в мае. Здесь можно вдоволь полакомиться необыкновенно пахучей травкой — черемшой.

За ней мы собираемся загодя, оговариваем день, готовим одежду, чтоб было в ней легко и удобно, цветом посветлее, чтоб клещей обнаружить легче. И идем в лес. Чинька гордо семенит впереди. Он знает дорогу.

Через перевалы, через сопки, покрытые густым лесом, пробираемся мы в издавна известную нам долину, где по всему запорошенному жухлыми прошлогодними листьями лику земли в изобилии высеяна бледно-зеленая травка с широким и сочным листом. После зимней безвкусной и однообразной пищи черемша казалась нам лакомством. Ее приятная терпкость, ее особый дразнящий запах вызывает волчий аппетит, и горе тому, кто осмелился прийти в лес без горбушки за пазухой!

Иные ходят за черемшой как за весенними подснежниками. Букетик черемши в ладошку — и обратно. Мы ходим за черемшой основательно, с лукошком и обязательно с хлебом и солью. Какая это черемша без хлеба!.. Попробуйте собирать ее и не есть, не жевать, не смаковать. Невозможно, будь вы самым ярым противником растительной пищи. А много ли вы напробуете, надолго ли вас хватит без ржаного хлеба?..

Чинька к черемше был равнодушен. У него свой интерес в лесу. Он разыскивает какую-то невзрачную, узкую и длинную травку, такую жесткую, что ее, пожалуй, корова не сжует, и с наслаждением ест. Я тоже попробовал и долго плевался, даже черемшой не заедается.

Мы, набрав черемши, пробирались по долгому и пологому склону к перевалу. Перевал этот виден был на синем небе далеко впереди, и нам еще предстояло брать это препятствие штурмом. Чтобы заранее не огорчаться, мы на эту вертикаль старались не смотреть. Так парашютисты не заглядывают в распахнутую дверцу. Они просто шагают в пустоту, а после уже прикидывают, сколько осталось лететь до цели. Вся только и разница: они стремятся вниз, а мы вверх. У нас, конечно, есть преимущество. Мы можем разговаривать.

— Глядите-ка, кого это нам Чинька несет? — указывая пальцем в орешник, сказала Лида. Все разом остановились. Я шагнул навстречу. Чинька положил перед нами комочек серого пуха величиною в два кулака. Вокруг редковатые кусты орешника, где такого птенца пристроить было мудрено. Деревья повсюду тоненькие, стройные, и только чуть поодаль старая липа. Может быть, там гнездо где-нибудь в дупле?

В руках птенец встрепенулся, деловито ухватился мощными когтями за палец, уселся столбиком и с любопытством принялся вертеть головой, глядя на нас огромными круглыми глазами. Не замечалось в нем ни страха, ни волнения, он был горд и полон достоинства, хотя на крыльях не имел ни единого пера и конечно же не мог летать.

Жейка поднесла к нему руку, и он устрашающе защелкал крючковатым клювом — либо пугал, либо просил есть. Из-за легкого серовато-белого пуха он был похож на одуванчик. Казалось, дунь на него — и он медленно и плавно поплывет по ветерку все вверх и вверх… Что с ним делать? Оставить в лесу?.. Его съедят — гнезда лисы здесь есть. Птенец может погибнуть без пищи и воды. Хорошо, если его дом недалеко и мамаша отыщет путешественника. А если нет? Гнезд вокруг, куда можно было бы его водворить, не видать. Разве что старая липа… Но птицы кое-что смыслят в деревьях, и вряд ли стали бы они устраивать гнезда в таком ненадежном месте. А вдруг эта липа не такая уж гнилая? Тогда она и меня выдержит.

— Держите! — сказал я и передал птенца в мягкие Жейкины руки. Тот без тени смущения пересел, пощелкал клювом. Я подошел к липе и посмотрел вверх — метров восемь до дупла и ни одного сучка. — Ничего, справимся, — решаюсь я.

— Ты чего задумал? — Это Лида.

— Проверю. Отойдите в сторонку. Так будет безопаснее.

— Липа может завалиться, — предупреждает она.

— Хорошо, я об этом буду помнить каждую минуту там, наверху.

Липа росла на склоне и уходила вверх не вертикально, и это облегчало мне подъем. Но от каждого моего движения она колебалась до самого основания. Но внизу стояла Жейка с птенцом в ладонях, и отступать не хотелось. Вот и дупло. Я заглянул в него и увидел штрек до самого корня. Липа просматривалась насквозь, и никакого гнезда там не было. Я отпустил край дупла, обхватил дерево, но тут липа в последний раз качнулась, издала легкий скрип и повалилась. И я вместе с ней. После этого разыскивать гнездо на других деревьях мне расхотелось. Посовещавшись, решили забрать птенца с собой. Вокруг дачи тоже есть лес. Когда птенец вырастет, то улетит к Лесному озеру.

Чинька никогда не дрался. Проходя мимо собак, он их не облаивал, не задирал, не вызывал на поединок. Когда же на него рычали, он только настораживался и выше поднимал голову.

Давний наш знакомый Гера, по-уличному Гек, очень любил стравливать своего Пирата с другими собаками. Причем на Пирате был ошейник с бойцовскими острыми шипами, изобретение самого Гека.