Анатолий Харитонов - Чинька-Чинька

Мы были на берегу моря, когда там появились Гек и Пират. Чинька беспечно бегал по песчаному берегу, а я готовил лодку к выходу в море.

Пират вздыбил шерсть на загривке, готовый в любую минуту кинуться в драку. Он только ждал команды своего хозяина, нетерпеливо поглядывая на него и как бы спрашивая, отчего тот медлит.

Я сказал Геку:

— Не стравливай собак, не надо! — Я боялся за Чиньку. Он выглядел слабее Пирата, который был рослым и сильным псом, закаленным в бесчисленных собачьих сварах. Гек науськивал Пирата и на маленьких беззащитных щенков, которые не могли бы ему оказать никакого сопротивления, даже если бы этого очень захотели. А когда какая-нибудь увертливая собачонка смело хватала противника за горло, она натыкалась на стальные шипы ошейника и ранила себя до крови.

Это было избиение слабого, а никакой не бой.

— Пусть подерутся, — сказал Гек.

— Нет! — ответил я твердо. — Мне Чинька нужен живой и здоровый. Да и драка будет не на равных: у твоего — стальные шипы на ошейнике.

Чтобы не было у Гека соблазна, я привязал Чиньку поводком к лодке.

— Пускай подерутся! — захохотал Гек и, не дожидаясь ответа, крикнул Пирату: — Взять его!

Тот рванулся вперед, но, пробежав несколько шагов, в нерешительности остановился. Чинька стоял подняв голову. Меня удивило это его спокойствие. И я подумал, если драки не избежать, то он окажется в невыгодном положении — привязан к лодке. Гек вроде бы отвлекся, и я ушел в гараж готовить лодку к спуску на воду. Вдруг я услышал яростный собачий лай и визгливый голос Гека: «Взять, Пират! Ату его, ату!..» Выбежав из гаража, я понял: все, что я смогу сделать, это отвязать Чиньку. Поводок остался на Чинькином ошейнике, но он не очень ему мешал. Я видел, драка в разгаре, собаки не утихомирились, и остается лишь ждать, чем все это кончится.

К восторгу вмиг собравшихся зевак все завершилось очень скоро. Пират схватил Чиньку за бок, тот вывернулся и, ловко вцепившись в недруга снизу в горло, перевернул его кверху лапами.

— Взять его, Пиратка, взять! — вдохновлял своего пса Гек.

Пирату было не до того. Он попытался высвободиться, но безуспешно. И теперь лежал, перестав сопротивляться, раскинув лапы, а Чинька держал его за горло. Подбежал Гек, схватил Чинькин поводок и потянул… Чинька не отпускал своего врага, Гек тянул за поводок Чиньку, а Чинька волок за собой Пирата. Так Гек дотащил собак до воды и бросил их в волну. Он надеялся, что Чинька в воде отпустит Пирата и тот, возможно, еще добьется победы.

— Гек, это нечестно! — сказал я.

Гек схитрил:

— Пусть охладятся…

— Чинька, ко мне! — крикнул я. Чинька отпустил Пирата и повернул к берегу, но тот, подбадриваемый выкриками Гека, снова бросился в атаку. Чинька плыл к берегу, где можно твердо стоять на лапах, а Пират ему мешал. И все-таки Гек ошибся, надеясь, что в воде его собака окажется в выигрышном положении. Чинька и здесь чувствовал себя превосходно, вновь бросился на врага и снова ухватил того за горло. Не помог и хваленый ошейник. Чинька просто утопил противника, лишив его возможности дышать. Пират подпял лапы кверху. Они торчали из воды близ Чинькиной головы. Гек заегозил:

— Отгони Чиньку!

— Чинька, ко мне! — приказал я.

Чинька нехотя отпустил врага, вышел на берег и отряхнулся, разбрызгивая воду и вздыбив шерсть. Пират вылез следом и из последних сил все же куснул Чиньку за хвост. Чинька крутнулся, опрокинул противника и навис над ним. Пират лежал кверху лапами и, казалось, не дышал. Он полностью отдавался на милость победителя.

— Ко мне, Чинька! — позвал я.

Он послушно оставил врага и сел подле меня, удовлетворенно раскрыв пасть, будто говорил мне: «Видишь, как я с ним разделался! А ты боялся…»

Я потрепал его за загривок, и он заулыбался.

Толпа зевак расходилась по своим делам. Все с уважением смотрели на Чиньку, спокойного и послушного пса, такою на вид добродушного.

Скоро мы с Чинькой были далеко в море. А когда снова вернулись на берег, Гек устроил целый спектакль. Он встретил Чиньку у самой воды, громогласно приветствуя и протягивая ему руку. Гек шутил, конечно, но в голосе его слышались и нотки уважения. На всякий случай я вполголоса предупредил Чиньку: «Нельзя!» И сказал Геку:

— Осторожней, Гек, собака есть собака… Может цапнуть!

Я-то знал, что Чинька понял, кто затеял драку, и втайне боялся, как бы пес не вздумал наказать истинного виновника.

Однако Гек любил лезть на рожон. Ему хотелось как-то сгладить то невыгодное впечатление, какое он произвел в прошлый раз. Мне кажется, ему даже хотелось, чтобы Чинька укусил его за руку. Тогда не он, а мы чувствовали бы себя нехорошо.

Гек, весь напружинившись, самоотверженно протянул руку к Чинькиной голове — к самому уязвимому, оберегаемому месту. Я замер в ожидании, что вот сейчас Чиньку покинет выдержка и он набросится на обидчика. Но произошло неожиданное. Он брезгливо сморщился. Это была не гримаса угрозы. Гримаса выражала отвращение, как будто к Чиньке прикасалось что-то неприятное, которое надо было терпеть в угоду хозяину. Так повторялось всякий раз, когда Гек протягивал к Чиньке руку, пытаясь восстановить дружеские отношения. Гек даже угостил его колбасой, но Чинька не смягчился.

Мне было интересно, как поведет себя Чинька дальше, и я приказал взять колбасу. Он съел ее все с тем же видом презрения и отвращения, хотя колбаса— это его самое любимое лакомство. Съесть съел, но своего мнения о Геке так и не изменил.

Однажды в июньский день мы ехали в стареньком «Запорожце» на таежные земляничные поляны. В автомобиле было жарче, чем на улице. Впечатление такое, словно тебя посадили в натопленную духовку. Чинька поминутно вываливал язык, тяжело дышал, ерзал на месте, пересаживался и норовил разлечься на заднем сиденье, мешая Жейке.

Жейке тоже было жарко. Между ними то и дело возникали ссоры из-за места. Чинька залезал на чужую половину, а Жейка закидывала ноги на его спину. Когда наконец-то мы прибыли, все враз вывалились из машины и разбрелись по поляне. Здесь было прохладнее, так как рядом текла горная речка. Вообще-то ее можно было перепрыгнуть, но тот, кто промажет и хлюпнется в воду, выскочит как ошпаренный — такая она холодная.

Поляну густо покрыли кустики земляники, а других растений будто бы и не было. Занесешь ногу, чтобы сделать шаг, и не знаешь, куда ступить. Припадешь на колени да так и ползешь, собирая ароматные, ярко-красные ягоды. Наберешь полную ладонь, а в банку бросать жалко. Ссыпешь в рот — и потекла в тебя пьянящая, пахучая влага. Ешь, ешь… Вроде уже насытился, бросил несколько горстей в банку, ан нет, попалась на глаза крупная, теплая, словно солнцем налитая ягодка, возьмешь ее на язык — хороша! И только когда наешься, начинается самый сбор, что называется, в лукошко, про запас, на долгую зиму.