Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара

Его хозяин обернулся, когда я притормозил, бросил на меня затравленный взгляд, дернул поводок и опрометью кинулся прочь.

Я представил себе его смятение, бурю противоположных чувств. Конечно, он хотел, чтобы его собака выздоровела — да только не так! Но судьба ополчилась на беднягу: выздоровление шло семимильными шагами. Мне доводилось видеть эффектные излечения микседемы, но этот кеесхонд побил все рекорды.

Вести о страданиях мистера Пиллинга доходили до меня разными путями. Например, я узнал, что он переменил трактир и теперь просиживает вечера в «Рыжем медведе». В городке вроде Дарроуби новости расходятся быстро, и я прекрасно представлял себе, как завсегдатаи «Короны и якоря» на тихий йоркширский манер прохаживались бы по адресу всезнайки.

Но главные мучения он терпел у домашнего очага. Примерно через полтора месяца после того, как я прописал кеесхонду курс лечения, миссис Пиллинг вдруг явилась с ним на прием.

Как и в первый раз, она подняла его на стол, точно пушинку, а потом повернула ко мне лицо, как всегда угрюмое, без тени улыбки.

— Мистер Хэрриот, — начала она, — я пришла сказать вам «спасибо», и еще я подумала, что вам будет интересно посмотреть теперь на мою собачечку.

— Еще как, миссис Пиллинг! Очень рад, что вы зашли. — Я с изумлением смотрел на новую шубу кеесхонда — пушистую, глянцевитую, на редкость густую, и на его блестящие глаза и бойкое выражение морды. — Полагаю, можно твердо сказать, что он совсем здоров.

Она кивнула.

— Я так и думала, и большое вам спасибо, что вы его вылечили.

Я проводил их до дверей, но на крыльце она снова повернула ко мне суровое маленькое лицо. Взгляд ее стал грозным.

— Еще одно, — сказала она. — Я этому дураку никогда не прощу, что он вытворял с моей собачечкой. Я ему, дубине, хорошую взбучку задала. Он у меня еще увидит.

Глядя как она удаляется по улице, а песик бодро бежит рядом, я испытал прилив необыкновенно приятных чувств. На сердце всегда теплеет, когда видишь, что твой пациент снова совсем здоров, но на этот раз тут была и дополнительная радость.

Маленькая миссис Пиллинг еще долго будет устраивать своему муженьку адскую жизнь!

Много веков обязанностью этих красивых собак было сторожить баржи на голландских каналах. Шерсть серая, густая и жесткая, а изящная лисья морда окаймлена пышной гривой. На ногах мохнатые «штанины», похожий на плюмаж хвост туго закручен на спину. Энергия так и бурлит в этом неугомонном псе почти полуметрового роста. Движения его целенаправленны, вид бдительный, лай деловой. В Англии кеесхонды появились на рубеже века, но не как сторожевые собаки, а просто домашними друзьями и участниками выставок.

Из-за узких крутых дорог со скверным покрытием междугородные автобусы довольно долго объезжали селения на севере Йоркшира стороной. Однако в 1926 году появилась Уэнслидейлская автобусная служба, а к 1930-му — автобусы «Юнайтед аутомобил сервис» уже связали с внешним миром удаленные районы йоркширских холмов. С тех пор в субботу и воскресенье туда начали приезжать экскурсии из промышленного Уэст-Райдинга, и местным жителям стало проще добираться до рыночных городов, а за особыми покупками — в Ричмонд, Рипон, Харрогит и даже в Лидс.

Топливом на будущую зиму запасались весной после окота. Торф резали в ямах или брали с поверхности в зависимости от того, какого в данной местности было больше. Во втором случае резчик надевал кожаный фартук с деревянными брусками, предохранявший его от синяков. Он налегал всем телом на поперечную ручку лопаты, отделял прямоугольные пластины торфа и переворачивал их, чтобы нижняя сторона просохла перед укладкой в штабеля. Если они были очень влажными, их ставили по три на ребро и оставляли так на неделю. Сложенные в штабеля, они сохли еще недели три, а потом их отвозили на ферму или в сарай.

Стальные лезвия лопат делались местными кузнецами — формы у них бывали разными, а плотники подгоняли длину рукоятки по росту резчика. Лезвием «петух», с одним фланцем, пласт подрезался снизу и сбоку, более редким лезвием «курица», с двумя изогнутыми фланцами, подрезали пласт снизу и с обоих боков; им пользовались там, где пласт был уже нарушен. Двузубые грабли служили для вытаскивания прямоугольников дерна из штабеля.

Не знаю ничего умилительней собаки, когда она присаживается на задние лапы, а передними просительно машет. Эта была привязана к фонарному столбу напротив входа в лавку. Она не спускала глаз с дверей, точно безмолвно призывая хозяина, а иногда принималась умоляюще служить.

Дело происходило в Виндзоре. Дневные полеты были отменены, и мы все радовались приятной передышке — а больше всех, несомненно, ликовали истерзанные нервы наших инструкторов. Но пока я наблюдал за служащей собакой, все летные неприятности куда-то исчезли и я перенесся в Дарроуби — в тот базарный день, когда мы с Зигфридом отправились побродить по рыночной площади и на глаза нам попалась собачонка, крутившаяся возле ларьков.

Если выпадал спокойный час, мы нередко отправлялись туда, болтали с фермерами, толпившимися у дверей «Гуртовщиков», иногда получали деньги по давним счетам или набирали вызовы на ближайшую неделю — в любом случае совершали приятную прогулку на свежем воздухе.

Собачонку мы заметили потому, что около кондитерского ларька она встала на задние лапы и принялась служить.

— Поглядите-ка на этого песика, — сказал Зигфрид. — Интересно, откуда он тут взялся.

В этот момент хозяин ларька бросил собачонке половинку печенья. Она быстро сгрызла угощение, но, когда он вышел из-за прилавка и протянул руку, чтобы ее погладить, увернулась и убежала.

Правда, недалеко. Остановившись перед ларьком с яйцами, сыром, домашними лепешками и булочками, она снова села столбиком и заболтала передними лапами, выжидательно задрав голову.

Я подтолкнул Зигфрида.

— Глядите-ка! Она опять за свое! Мой патрон кивнул.

— Забавная псина, правда? Какой она, по-вашему, породы?