Марина Басанович - Дела собачьи

Представьте себе молодого специалиста, в общем, не важно какой специальности: первые шаги одинаково нелегки везде. Трудный и тяжелый багаж теоретических знаний уже за плечами, а впереди непредсказуемая практика, где встречающиеся случаи ох как не похожи на учебники и даже на практические занятия в клиниках (речь все-таки пойдет о ветеринарии), где рядом плечо и опыт преподавателя. Представили?

А теперь вас ждет история из первых лет моей работы ветеринарным врачом.

Ветеринарная лечебница не очень большого подмосковного городка. Вполне современное здание на окраине, почти со всех сторон окруженное лесом. В штате всего два врача, один из них – я. В штатном расписании есть должность фельдшера, но в наличии его нет. Есть несколько санитаров – бабки почти преклонного возраста. Вот вам и место действия. А время – прекрасное! – субботний день весной в начале семидесятых.

Обычно по субботам работает один врач, но весна – исключение, потому что весна – время прививок и других массовых обработок животных, которых невозможно доставить на прием. Лошадей в нашем районе уже нет, а коров, свиней и коз предостаточно. И, конечно, собаки. Итак, в ту субботу мы работали вдвоем. Семен Андреевич, по свежей студенческой привычке я его тут же окрестила Сэмом, взял на себя прививки коровам. Уж и не знаю почему, но к собакам мой главный особой нежности, в отличие от меня, не испытывал. И, сколько я помню, при любой возможности перекладывал собачьи болячки на мои еще не очень опытные плечи… Я, разумеется, не очень-то и возражала. А уж если быть совсем точной – меня это радовало. Хотя бы потому, что среди четвероногих наших собратьев собаки и лошади были моей страстью с самого детства. И на этот раз Сэм, не раздумывая особенно долго, оставил на меня «текучку» по лечебнице, а сам стал собираться навестить коровьи души по поводу прививок против ящура. Собирался он основательно: загрузил в машину коробки с вакциной и другой ветеринарной снедью и напоследок объявил, что заберет с собой всех имеющихся в наличии санитаров. Улыбнувшись, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, он в сопровождении свиты, чихнув мотором старенького «козлика», благополучно отбыл. Я осталась одна. Ничего сложного не ожидалось: с 9 до 10 – прививка против чумы, потом – плановые прививки против бешенства. Перед лечебницей уже толпилась тявкающая разношерстная и разновеликая очередь. Светило яркое весеннее солнце. Вместе с очередью по улице прогуливался свежий ветерок, забавно ероша собачьи шкурки и заставляя владельцев поеживаться и поднимать воротники: все-таки весна – еще не лето!

Расфасовка вакцин в те годы была крайне неудобной. Флакон был рассчитан на пятьдесят доз, и использовать его нужно в течение одного-двух часов с момента разведения. Это и было причиной, собравшей довольно большую толпу жаждущих получить профилактический укольчик. Пора начинать! Выйдя на крыльцо, я объявила: «Все, кто на бешенство, погуляйте еще час, а остальные – в кабинет по очереди». День начался, работа закипела.

С первой прививкой покончили быстро, и, отметив проведенное мероприятие в ветеринарных паспортах, я с удовлетворением окинула взглядом поредевшую очередь. Оставалось еще человек, точнее, собак тридцать–сорок.

И тут мое внимание привлекла машина, завернувшая во двор лечебницы, отчаянно сигналя. «Судя по всему, что-то срочное», – только и успела подумать я. А из машины уже кое-как вытаскивали подобие носилок, на которых, скрючившись, лежал доберман. Собака не просто скулила, она вопила истошным голосом, ни на секунду не закрывая пасти. Пожалуй, никогда больше я не слышала таких воплей. Они, как хлыстом, били по нервам всех собравшихся и по моим в том числе. Носилки остались около машины, а хозяин бросился ко мне. Очередь ожидавших прививки замерла, с сочувствием и любопытством глядя на сжавшееся в комок черно-подпалое тело. Собака лежала на боку в напряженной, неестественной позе. Сначала я подумала, что ее сбила машина, но только на мгновение, потому что, когда я взглянула на живот, все стало ясно: на белой линии четко вздувался желвак размером с большое яблоко, уже успевший принять противный синюшный оттенок. «Грыжа и, похоже, ущемленная, а значит, срочная операция… Вот и дождалась боевого крещения», – проносились мысли в моей голове. Вой собаки и ее обезумевшие от боли глаза не оставляли времени. Кинув на ходу очереди: «Ждите! Мне нужно два часа», – я распахнула двери и несколько добровольных помощников уже втаскивали носилки в хирургический кабинет. Как просто все было бы сейчас. Но тогда… Для наркоза применялся аминазин, а он подействовал бы через двадцать–тридцать минут, но этот препарат не был рассчитан для глубокого наркоза, а холерики доберманы вообще входили в него совершенно непредсказуемо. И для того, чтобы быстро снять боль, оставалось только старое испытанное средство – обколоть грыжу по периметру новокаином. Хорошо, что гладкошерстная собака, времени выстригать шерсть на операционном столе не было. Новокаин уже начал действовать – вой перешел в тихое поскуливание. Глаза несчастной псины, их выражение стало спокойнее. Аминазин тоже введен. Было еще минут пятнадцать на подготовку. Я оценивающе оглядела хозяина. Раньше было не до него. Со скидкой на растерзанный и растерянный вид (на его месте почти у любого бывает точно такой же) он производил вполне приятное впечатление.

– Вы как, крови боитесь? – спросила я, понимая, что все равно ему придется мне помогать. Все санитары уехали с главным, ждать нельзя и выбора нет.

– Да вроде нет. Когда-то был сандружинником, – услышала я храбрый ответ. Так мне, по крайней мере, тогда показалось.

– Тогда начинаем. Только наденьте халат! Привязав уже спокойно вытянувшуюся собаку в нужной позе к хирургическому столу, я включила бестеневую лампу и принялась за работу. Оставшаяся за дверьми очередь частью рассосалась – кто-то решил не ждать, но большинство устроилось в холле лечебницы. Собаки быстро угомонились, а хозяева, судя по всему, затеяли сеанс «собачьих» рассказов. Краем уха я слышала взрывы смеха через неплотно закрытую дверь кабинета. Короче, в холле явно было все в порядке и даже весело. Все-таки собачники – специфическая братия!

У нас в хирургии тоже было нескучно: обработав подготовленное операционное поле йодом, я взялась за скальпель. Боялась? Еще как! Но отступать некуда, я все равно одна, куда-то еще везти собаку уже поздно, и довольно решительно я сделала разрез. Показались первые капельки крови, и уже куда-то делись страх и неуверенность. Ведь не боги же горшки обжигают! Довольно быстро я освободила доступ к грыжевому кольцу и увидела синеватую петлю кишечника, вывалившуюся из брюшины. Именно она и была виновницей такой сильной болевой реакции у собаки. А, если не успеть с оказанием помощи, могла послужить и причиной гибели собаки. Вправить эту «красавицу» обратно удалось, несмотря на мои тайные опасения, довольно легко, значит, половина дела сделана. Оставалось только зашить послойно брюшину, мышцы и кожу. Я тихонько перевела дух, потому что дальнейшее мне было хорошо знакомо и не грозило неожиданностями. Протянув руку за иглой, я мимоходом взглянула на хозяина… и похолодела! Его лицо было белым, как мой стерильный хирургический халат, только еще с синеватым оттенком, губы дрожали, а остановившийся на какой-то только ему известной точке взгляд красноречиво свидетельствовал о том, что до обморока оставались секунды. «Только не сейчас!» – взмолилась мысленно я, но… Он сделал шаг от стола и, как в замедленном кино, сполз вниз, сложился на полу и больше не двигался. «Глубокий обморок, – как-то удивительно спокойно констатировала я, – пусть полежит: я не могу оставить собаку, а позвать все равно некого. Сначала закончим шить, а потом руки и до него дойдут». До сих пор не могу понять, почему я так спокойно отреагировала на его обморок! Может быть, потому, что еще в студенческие годы сама вот так же «сломалась», когда ассистировала на самой первой своей операции. Уже много позже меня не раз пробирал мороз по поводу того, что могло случиться с самим хозяином, но не тогда! Я не останавливалась и в одиночестве один за другим накладывала швы. Их было немного, и очередь последнего наступила быстро. А как там наш хозяин? Ага! Ресницы слегка вздрагивают, чуть порозовел: тоже возвращается.