Марина Басанович - Дела собачьи

– От знающих людей я слышал, что собаки кусаются только на своей территории, – он посмотрел на лежащего за забором Анвара и продолжил: – Вот интересно, правда это?

– А кто мешает? Пойди – проверь! – хмуро предложила я, тут же вспомнив его приснопамятную газовую проверку. – Ты же у нас экспериментатор! Тебе и карты в руки!

Минут пять он молчал, осмысливая мое предложение. Потом еще раз почесал затылок и глубокомысленно произнес:

– Не-а… Лучше я пойду спать, Елены ведь до вечера не будет!

«Однако, прогресс! Ай да Анвар! – подумала я. – Этой собаке памятник надо ставить – даже Толика шевелить мозгами заставил!»

Вечером, под аккомпанемент облегченных вздохов жителей, Анвар был водворен на место. Он не очень расстроился. Наелся от пуза законной похлебки и захрапел с чувством хорошо исполненного долга: на захваченной им территории весь день было малолюдно, тихо и спокойно…

Памятник этому удивительному псу я хотела бы поставить еще по одной причине. Эта причина связана непосредственно со мной. Еще точнее, с моей специальностью. Нельзя сказать, что за все время его жизни ни разу не было случая, когда требовалось вмешательство ветеринарного врача. Были, еще как были. И для нас с Еленой это становилось проблемой. Приходилось тратить много времени на подготовку любого подхода, проявлять чудеса изворотливости и сообразительности в осуществлении назначенного курса лечения. Практически любое вмешательство требовало наркоза, причем наркоза только из-за строптивого характера пациента. Ему крайне сложно было сделать какую-либо инъекцию, перевязки хватало ровно на пять минут, потом собака с остервенением избавлялась от любых самых хитрых способов бинтования. Его невозможно вымыть, расчесать, прочистить уши, промыть глаза… Все эти банальные обработки не позволялось делать даже хозяйке, что уж говорить про меня. Анвар недвусмысленно отвергал любые вмешательства, скаля огромные белые клыки.

Как-то однажды Елена забежала ко мне за советом. Ее рассказ изобиловал полным отсутствием информации.

– Знаешь, – сбивчиво и путано рассказывала она, – что-то его беспокоит живот и пах. Он все время вылизывает там кожу…

– Ну а ты-то хоть смогла рассмотреть, что там? На что похоже?

– Все красное, почти бордовое… Но ты его знаешь, не подпускает близко, а издалека подробностей не видно.

– Так… Опять сказка про белого бычка, – начала ворчать я, чуть по глупости не задав вопрос о температуре. Что толку спрашивать, когда знаю, что ее измерить невозможно. – Хоть ест-то нормально?

– Да, вроде от еды не отказывался, он вроде как больше спит, но не уверена.

– Лена! Ты хоть сама себя послушай! – почти взвыла я. – Что, интересно, я могу сказать, да еще не видя собаку! Черт с вами, пошли!

И мы отправились к Елене на участок. По дороге договорились, что она зайдет первой и привяжет собаку на короткую цепь. Услышав из-за забора ее разрешающий возглас, вошла и я. Цепь, на которую был посажен мой пациент, была старой и ржавой. Понятно, что другой нет и не будет. Подходя к собаке, по дороге я прихватила грабли. Какая-никакая, а все-таки защита или выигрыш во времени. Анвар уже понял, что мой визит – по его грешную душу, и насторожился, взъерошив загривок.

Грабли оказались кстати. Увидя мой воинственный «прикид», он поднялся на дыбы, на секунды открыв живот и пах для обзора.

Господи! Только с этой собакой диагностический осмотр занимает такое рекордно короткое время!

Я успела углядеть, что ран нет, но присутствует сильное воспаление кожи, занимающее приличную площадь, есть отечность и мокнущий эффект. Оставаться рядом с собакой становилось опасно, не внушала доверия его цепь, да и тональность рычания Анвара становилась более низкой и угрожающей…

Мы с Еленой расположились для обсуждения на закрытой веранде.

– Что делать-то будем?

– Не так ставишь вопрос, – поправила ее я, – что он позволит делать? И ответ, однако, есть. Ничего!

– Это как раз самое понятное! Ну а для него очень опасно это воспаление?

– Похоже, что не очень, – с некоторой долей уверенности ответила я, искоса наблюдая за рычащей перед верандой собакой. – Хоть таблетки-то давать сможешь?

– Наверное… – уверенности в ее голосе было, прямо скажем, немного.

– Поскольку основательно лечить невозможно, попробуем хотя бы предотвратить осложнения в сторону гнойного процесса. Нужны антибиотики. В таблетках.

Мои назначения Елена встретила с воодушевлением, стараясь не очень заметно для меня перевести дыхание.

Но и таблетки пролетели…

После моего ухода Ленка отпустила Анвара с цепи, и он целеустремленно отправился на дальний конец участка, где существовало небольшое по размерам болото, заросшее, как ему и полагалось, тиной, ряской и прочей болотной нечистью. Там он и залег. Дня три его оттуда было невозможно вытащить даже на кормление. Я чертыхалась от души. В такой грязи можно получить любое осложнение. Ленка категорически отказалась лезть в болото и давать ему таблетки. Как я ее понимала!!!

Вылез этот враг ветеринарной науки через несколько дней, весь облепленный грязью и пиявками. Когда подсохшая грязь отвалилась, пузо оказалось гладеньким и нежно-розовым. Как ничего на нем никогда и не бывало!

Вот с тех пор он и стал моим самым любимым пациентом! Как врачу не любить больного, который всегда выздоравливает самостоятельно.

Да ему памятник надо ставить!

Без них у нас нельзя!

Собак и кошек и их болезни вообще не изучали.

В отличие от горветотдела, с его умеренной позицией невмешательства, весь наш контингент кипел от любопытства.

От них пришлось отказаться.

Это было как раз то время, когда в прессе начался активный процесс сенсационных сообщений о кровавых похождениях бультерьеров. Большей частью это были, на мой взгляд, сфабрикованные обвинения. Особенно, когда касалось покусов людей. Если внимательно прочитать стандарт породы, то там сказано: «У бультерьеров нет врожденной недоверчивости к людям». Однако они всегда честно выполняют порученную работу. Другими словами, к чему его приучил хозяин, то свято выполняется. Страшно сказать, какой вред эта «работа» прессы принесла поголовью собак. С тех пор прошло лет пятнадцать–двадцать. Бультерьеры опять вошли в число малочисленных пород. Но покусов, по статистике, не стало меньше! Не странно ли?