Марина Басанович - Дела собачьи

Прошло два-три дня. Мы по нескольку раз за день перезванивались.

– Привет! Утренний обход! – это начинала я.

– Температура нормальная, аппетит отличный, рана сухая, швы чистые, отека пока нет, – уже привычно тарабанил Юрка доклад, быстро схватив суть вопросов, которые обычно задаются в подобных случаях.

– Хромает? Сильно? – продолжала допрос я.

– Опирается. Но двигаться предпочитает на трех ногах, – в Юркином голосе не было особой печали, но меня не все радовало. Портила настроение хромота. В отличие от радостного хозяина (еще бы не радоваться – ампутировать ногу-то не пришлось!) я еще не оставила мысль увидеть Иоффу на выставке. Но суждено ли этому осуществиться? Мечтать, как говорится, не вредно, но…

Лучше все-таки будет не обольщаться, а подождать пятого дня с момента операционной обработки раны. Обычно на пятый-шестой день начинают отекать швы, и отечность бывает так сильна, что частично швы прорезаются. Это осложнение. Назвать его очень серьезным – вряд ли, оно повлияет только на окончательное заживление. Но выставка, черт бы ее подрал! Я же видела, с каким азартом ожидает ее Юра, хоть и старается не показывать вида.

Пятый день все-таки наконец наступил. Зная классические сроки заживления ран, я его ждала с особым нетерпением. Хозяина Иоффы я пожалела и промолчала об опасностях пятого дня. Ему и без этого хватает забот. Но утром означенного срока моя рука все-таки дрожала (разумеется, от нетерпения), когда я почти автоматически и не глядя на панель набирала номер телефона.

– Утренний обход! – промурлыкала я в трубку, услышав Юркин голос и стараясь, чтобы мой собственный не выдал волнения. Похоже, я ассистента все-таки разбудила, потому что ответ он не тарабанил, как обычно, а ограничился одной фразой:

– Изменений нет. Все хорошо.

– А отечности не появилось? – затаив дыхание, уточнила я.

– Подожди, сейчас еще раз взгляну, – и он пошел разыскивать собаку по квартире. Прошло две минуты, и уже уверенно из трубки прозвучало: – Нет.

– Юр! А тебе сегодня надо будет заехать в ветеринарную лечебницу.

– Это еще зачем? – степень изумления была такова, что я фыркнула в трубку.

– За ветеринарной справкой на выставку. Ее можно взять за пять дней до проведения. Теперь, я уверена, что на выставке у Иоффы хромоты не будет.

Ринг, где проводилась экспертиза шнауцеров, и ризенов в том числе, располагался в дальнем углу манежа. Собак было много, да и болельщиков хватало. Юрика с Иоффой я не нашла и отправилась посмотреть на другие ринги. Еще успею подойти. Судя по всему, у меня в запасе было несколько часов. Моя страсть – бультерьеры – уже начали проходить оценку, и я помчалась поболеть за них. Время летело незаметно, и я чуть не опоздала к рингу ризеншнауцеров. Еще издали увидала, как похожие друг на друга крупные черные бородатые собаки выстроились в ряд перед началом осмотра. Заметно волновались владельцы, зато собаки сохраняли почти олимпийское спокойствие. Оно характерно для породы – нервная система у ризенов что надо, недаром порода относится к числу наиболее серьезных служебных пород; только из-под кокетливо подстриженных челок взволнованно блестели темные внимательные глаза, да морды порой поворачивались к хозяевам: скоро уже там?

Юру с Иоффой для описания вызвали одними из последних. Он поправил на собаке ринговку и не торопясь подошел к эксперту. Я не отрывала глаз от собаки, пытаясь увидеть последствия травмы… Не было!.. Ничего! Легкими, элегантными движениями любовалась не только я, одобрение было и на лице эксперта – кинолога из Германии. Я не ошиблась – их оставили в расстановке, а это значит, что моя любимая парочка уже в тройке лучших… Держись, Юрик! Еще немножко!

Собаки, их на ринге осталось всего три, замерли, демонстрируя шикарные выставочные стойки. Затаили дыхание зрители в ожидании решения эксперта. Я отвернулась, чтобы не смотреть и не сглазить, не очень-то веря в приметы, но ведь только мы с Юрой знали, после какой серьезной травмы экспонируется собака. Было от чего волноваться! Еще как было!

Аплодисменты вокруг вернули мой взгляд на ринг. Я не верила глазам, хотя и очень хотела и желала этого результата – первые! Ура! Первые!

Работа на ринге шла своим чередом – вызвали следующую группу собак, а я пробиралась к Иоффе, чтобы поздравить хозяина с победой, но остановилась на полдороги: в стороне от занятой зрелищем толпы сидела моя недавняя пациентка, рядом с ней, опустившись на коленки, – Юрка. Он что-то говорил собаке, а она время от времени лизала его лицо, трогательно протягивая лапу. Мне почему-то не захотелось им мешать. Я просто стояла и смотрела, заранее зная, что эта картина из тех, которые не забываются очень долго. Может даже, никогда…

Был поздний вечер. Точнее, для нормальных людей, скорее всего, была уже ночь. Я – ненормальна по двум очевидным причинам: «сова», по профессии ветеринарный врач, со всеми вытекающими отсюда нюансами. Домашние хотя и с трудом, но давно привыкли к моим поздним возвращениям. Иногда, правда, приходится возвращаться и рано, скажем, в пять или шесть часов утра, и это большая радость для моих собак, потому что они получают возможность отправиться на дополнительную прогулку без строгих режимных ограничений, при этом сон остальных жителей нашей квартиры остается непотревоженным.

Сегодня я вернулась в начале первого ночи, двуногие домочадцы уже видели сны, а собаки только лениво потянулись на своих подстилках, с осуждением поглядев на меня: «Ну, чтоб тебе, хозяйка, заявиться под утро – тогда мы хоть погуляли бы всласть!» – ясно читалось на их огорченных физиономиях. С мест они даже не поднялись, а значит, вечером все-таки с кем-то погуляли. Хоть это радует! День был не из легких, и больше всего на свете хотелось упасть на кровать и не шевелиться часов эдак семь, а лучше – восемь. Бог даст, может, и получится… Еще, правда, очень хотелось выкурить сигарету и выпить малюсенькую чашечку кофе, и чтобы все это происходило в покое и полной тишине. Побалансировав между этими двумя соблазнами, я все-таки направилась на кухню. Стараясь не очень шуметь, чтобы никого не разбудить, явно в этом случае ни тишины, ни покоя уже не будет, я принялась за священное действо по приготовлению божественного напитка. Кое-кто, возможно, и пожмет плечами: пить кофе на ночь?! Но так уж я устроена, этому соблазну я могу предаваться в любое время суток и не бояться при этом потерять сон.

Закипела вода, поплыл одуряющий аромат, и на мою душу пропорционально усилению аромата уже начинало опускаться умиротворение, вызванное не только предстоящим удовольствием, но и событиями пусть и не очень легкого дня… Собаки по одной, а всего их три и все – бультерьеры, потянулись на кухню: с одной стороны, нельзя упускать возможность получить вкусненький кусочек, раз уж не получилось погулять, а с другой – посидеть в компании с хозяйкой, которая целый день где-то болталась без них. Они так же, как и мы, умеют создавать свои ритуалы. Первым на кухне появился Шнурок. Полное имя этого наглого блондина – он белый с небольшой рыжей отметиной на голове – длинное и плохо произносимое. Шнурок – это его домашнее прозвище, которое он получил за пристрастие постоянно болтаться под ногами. Эта привычка сопровождала все его детство. Когда детству пришел конец, роль «шнурка» как-то незаметно перешла ко мне, особенно это просматривалось на прогулках. И хотя мне на это никто не указывал, очень подозреваю, что за моей спиной ситуация не оставалась без юмористических комментариев. Меня все это не особо задевает, ибо внешность этой собаки искупает любую иронию: могучая мускулатура, легкие пружинящие движения и холодный оценивающий взгляд бойца быстро пресекают малейшую фамильярность. Более того, мне льстит чуть высокомерное покровительство этой собаки. Но… тс! Вслух я этого не говорила!