Алексей Суслов - Подслушанная страсть

Они, обнявшись, покинули пруд, прошли поляну с засохшей травой и бороздами от колёс грузовиков, по дорожке из всё той же гальки (самым популярным покрытием американских просёлочных дорог), они направились к коттеджу семьи Брунов, вошли в жилище Мити и предались страстному поглощению друг друга. Тело Мити было измученно отказыванием в естественных половых потребностях, а потому было так жадно и напряжено, что он словно сошёл с ума: движения его были рваными и сумбурными, глаза окрасились в красные прожилки и из кожных пор выступил пот.

– Мне ещё никогда не было так хорошо, – воскликнула девушка, обвив ногами тело Мити.

Словно образумясь, Митя вошёл в ритмичность, его движения стали плавными. По половым губам «Солнца» прошла дрожь. Капелька за капелькой из её лона вытекал сок, увлажняя мест соприкосновения с органом Мити.

Испытав весь конец любовных утех и пиршества тел как что-то неземное, они смеялись, поглаживали друг друга, говорили каким-то полудетским языком.

Попив душистого чая, двое влюблённых сели на старый мотоцикл, на котором когда-то ещё не старый Крис Брун ездил на рыбалку в Санта-Фе, и помчались навстречу ветру.

Позднее их можно было видеть у старой закусочной «Старина Джек», увлечёнными задористым разговором с россыпью улыбок и ласковых слов.

Глава 16

В холодную дождливую пятницу позвонила Кристина. Её голос доносил страдальческие нотки брошенной львицы. Мите было жаль её как добросовестный лётчик жалеет разбившийся аппарат.

– До Обамы легче дозвониться, чем до Дмитрия Пурина! – о, эта иерихонская труба женского самомнения! Иногда кажется, что слабый пол произошёл на другой планете…

– Я занимаюсь книгой. В конце концов, – Митя потёр переносицу и провёл рукой по влажному стеклу, оставляя трогательные незамысловаты полоски толщиной в палец, – я абсолютно уверен, что ты счастлива с этим Худорковским. Сколько раз мне говорил Сакс, что все женщины – стервы. Я оборвал своё сердце твоей колючей проволокой. Такие раны смертельны.

– Тогда ищи себе новую Стейс Крамер. Я давно уже не девочка и вправе распоряжаться собой как мне вздумается. Твой Сакс брезгует женским обществом по причине своей полной половой непригодности… Тебе Гоблин звонил. Да, просил передать: биржа сгорела и виноват в этом Ваня и его новенькая стервочка-прошмандовка.

Митя исторгнул из себя саркастическую улыбку: биржа сгорела! Да пусть бы полгорода запылало огнём, какое ему дело. Россия – опасное место для любого таланта, если этот талант не обосновался на гранитном основании.

– Ты уже не один? – игрив спросила Кристина.

– Ты хочешь всё вернуть на прежнее место? Семья Брунов встретила меня великолепно, а их дочь оказалось милейшим созданием: её ручки, такие бледные и хрупкие, дразнят моё тело словно перышко павлина. Когда она приходит в мой домик в пижамке в клеточку…

Кристина выдала в телефон серию нечленораздельных звуков. Она научилась держать себя в руках, но сегодня был не её день.

– Прекрати! Чёрт бы побрал твою пижамистую выдру. Я хочу видеть её. Скажи адрес.

– Я не желаю становиться соучастником преступления. – Митя что-то записал в жёлтый блокнот. – Ты хочешь приехать сюда и разнести всё к чертям собачьим? Думаешь, мне это надо? Я пишу книгу, я поглощён новыми витками жизни и мне нет дела до твоих претензий на моё счастье!

Но всё же Митя сообщил свои координаты. Кристина обещала вести себя в рамках законов города Альбукерке.

Вечером, когда величественный закат бледного солнца катился за холмы, Кристина стояла у ворот коттеджа Брунов, держа руки в карманах лёгкого демисезонного пальто, буравя взглядом фигуру деревянной совы над крышей этого интересного жилища.

Встречать вышла «Солнце». Мокрые волосы девушки блестели цветом фольги. Кристина как раненная мышка пропищала:

– О, так ты простудишься: температура ползёт к нулю, а разгуливаешь с не высушенными волосами! Побежали, иначе не далеко подхватить кучу микробов.

Они действительно пошли быстрым шагом навстречу чете Брунов и Мити, стоящих у крыльца. В соседнем доме показались головы любопытных.

На ужин была индейка и маринованные грибы. Две бутылки бургундского вина делали стол ещё привлекательнее. Бруны узнали, что гостья приходилась Мите кузиной по отцовской линии. Глаза «Солнца» слегка увлажнились, когда Кристина рассказывала о своей любви к всему странному и необычному: притягательная сила русских кладбищ так выразительно обрисовывалось митиной «кузиной», что и Крис Брун едва не выдавил скупую мужскую слезу. Работая почтальоном, он не раз приносил дурные вести, но всякий раз носовой платок его оказывался совершенно сухим.

Закончив трапезу чаепитием, они вышли в поющий цикадами сумрак. Крис Брун заговорил первым:

– Кристина, ты надолго в Америке?

– Мне помогли открыть интернет-магазин сувениров из яшмы и я хочу завалить весь Нью-Йорк своим товаром. Вообще, я здесь чувствую себя увереннее, нежели в родной России.

Митя слегка улыбнулся. Деньги Худорковского быстро нашли свою госпожу.

– Американцам нравиться выделяться из толпы, – продолжила Кристина. – Это просто замечательно! – Её корявый английский слегка смущал Брунов.

Появились первые звёзды.

– Мне надо продолжить свою работу, – сбивчиво произнёс Митя и направился в сторону своего домика. Супруги Бруны ушли в особняк, оставив Кристину и дочь наедине.

Колдунья, придя из лазарета, почувствовала слабость в теле. Она легла не раздеваясь в постель, не надеясь на скорый сон. Её лихорадило. В окно билась бабочка, а паук с внутренней стороны метался туда-сюда, сходя с ума от близкой, но недоступной добычи.

Мария зажала кулаком рот, чтобы её стон не услышали две маленькие дочери, спящие под латанным-перелатанным одеялом. Кошка вылизывала голые ноги девушки. Попытавшись продвинуться в движении, колдунья едва не упала. Голова гудела как мельничное жерло. Кровь едва не разрывала сосуды. «Прости меня, Святая Дева, но нельзя было моему возлюбленному оправляться на Святую Землю: его кровь непригодна для святого песка Израиля. Эта кровь – только моя и не чья».

На коленях доползя до сундука с травами, Мария достала необходимые ингредиенты для целебного отвара и стала толочь эти высушенные травки в ступе. Печь ещё горела, и спустя некоторое время пенистая жидкость возмутилась и побежала через верх сосуда. Колдунья не стала ждать, пока отвар остынет, её трясущиеся руки со вздувшимися венами высоко подняли сосуд над головой, отдавая честь богам, и жадный рот, коснувшись окоёмки, глотнул горькую и терпкую зеленовато-охровую влагу. Приятное тепло пробежало по телу. Мокрая исподняя рубашка прилипла к плечам и бёдрам. Паук упал на пол, отчаявшись подкрепиться на ночь.