Энн Райс - Спасение красавицы

— Когда я кончу, — шепнул я ему в ухо, болезненно стиснув ему пальцами ягодицы, — то позаимствую у тебя ремень и выпорю тебя снова. Я отделаю тебя так, что ты целый день будешь ощущать под своими роскошными халатами мои отметины. Ты будешь знать, что ты такой же раб, как те несчастные, которыми ты весь день помыкаешь. И будешь помнить, кто твой настоящий господин.

Ответом мне явился лишь глубокий протяжный поцелуй Лексиуса, когда я исторгнулся в него.

Конечно, я не слишком уж усердствовал с поркой: как-никак Лексиус был еще в этом деле новичком. Однако я заставил его ползать по всей комнате, омывать мне языком ступни, на четвереньках поправлять и перекладывать мне подушки на постели. Затем я уселся на кровати и заставил его встать передо мной на колени, сцепив руки за шеей, как приучали держаться рабов в замке королевы.

Оглядев оценивающе результат, я немного поиграл пальцами с его членом, пытаясь понять, нравится ли ему, когда его так томят и раздразнивают. Потом похлестал ему пенис ремешком — его достоинство уже приобрело такой темно-кровавый оттенок, что в свете ламп сияло зловеще багровым цветом.

На прекрасном лице Лексиуса отражалась сладостная мука, очи были исполнены страдания и приятия происходящего. Заглянув в его глаза, я почувствовал в себе непривычное вдохновение и силу — ощущение, полностью противоположное той всеохватывающей слабости, что накатывала на меня, когда я смотрел на султана.

— А теперь мы немножко потолкуем, — сказал я Лексиусу. — И для начала ты мне скажешь, где Тристан.

Мой вопрос, естественно, его испугал.

— Спит, — ответил он. — Султан отпустил его где-то с час назад.

— Я желаю, чтобы ты за ним послал. Хочу с ним поговорить. А еще хочу посмотреть, как он тебя отымеет.

— О нет, пожалуйста… — простонал Лексиус и кинулся целовать мне ступни.

Я сложил ремешок вдвое и стегнул управляющего по лицу.

— Хочешь, чтобы у тебя на лице тоже остались отметины, Лексиус? — сурово вопросил я. — Давай-ка руки за голову и веди себя смирно, когда я с тобой разговариваю.

— Зачем ты это делаешь со мной? — горячо прошептал он. — Почему именно на мне ты хочешь отыграться?

Его глаза были такие большие, такие красивые! Не удержавшись, я наклонился к нему и поцеловал, ощутив, как страстно впились его губы в мои. Целовать Лексиуса было не сравнимо ни с чем! Он словно всю душу вкладывал в свои поцелуи, и многое говорил ими, гораздо больше, полагаю, нежели сам он знал. И я мог бы целовать его целую вечность, это само по себе затопляло нас обоих волной наслаждения.

— Я делаю это не ради какой-то мести, — сказал я наконец. — Я делаю это потому лишь, что мне нравится делать это для тебя, потому что тебе это нужно. Тебе определенно это необходимо. Ведь ты хотел бы среди нас, рабов, стоять на четвереньках, и ты сам это прекрасно знаешь.

Он разразился слезами, кусая губу, чтобы не заплакать в голос.

— Если бы я мог всегда тебе служить… — выдохнул он.

— Ну да, знаю. Но ты же не можешь выбирать, кому служить. В том-то и штука! Ты должен посвятить себя самой идее служения, должен полностью отдаться этому… И знаешь, рано или поздно всякий прирожденный повелитель становится господином или госпожой.

— Нет, я не могу в это поверить.

Я усмехнулся.

— Я бы, пожалуй, сбежал отсюда и прихватил тебя с собой. Надел бы твои красивые одежды, выкрасил бы в черный цвет волосы, затемнил чем-нибудь лицо, а тебя, как есть нагого, перекинул бы через седло, как, помнится, уже обещал, и упорхнул бы отсюда.

Лексиус дрожал всем телом, переваривая услышанное, и глядел на меня, словно одурманенный словами. Он великолепно знал, как вышколивать рабов, как их наказывать и держать в ежовых рукавицах, и абсолютно ничего не ведал о том, каково оказаться на другом конце такого рабовладения.

Я приподнял его лицо за подбородок. Он явно хотел, чтобы я поцеловал его снова, и я с удовольствием это сделал, не торопясь, с чувством, медленно проведя языком за его нижней губой. И очень надеясь, что это исполнение его желания не даст мне внезапно почувствовать себя его рабом.

— Теперь подними Тристана, — велел я, — и приведи его сюда. И если ты еще хоть что-то скажешь мне против, я еще и Тристану велю тебя выпороть.

«Если доведет эту мою шутку до конца, значит, он не только красивый, но и безмозглый», — хмыкнул я про себя.

Позвонив в колокольчик, Лексиус пошел к дверям, подождал некоторое время. Потом, не открывая створок, отдал кому-то распоряжение. И остался стоять там с потерянным видом, с опущенной головой и сложенными за спиной руками, словно ожидая сильного прекрасного принца, который отважно сразится с драконами его страстей и избавит его от гибели. Как трогательно!

Я сел на постель, едва не пожирая его взглядом. Мне нравились изгибы его скул, изящная линия рта; нравилось то, как своей переменчивой мимикой и повадками Лексиус то предстает мужчиной, то мальчиком, то женщиной, то эфемерным ангелом…

Стук в дверь заставил туземца вздрогнуть. Он снова что-то проговорил, выслушал ответ. Затем отпер дверь, кивком позвал кого-то — и в комнату на четвереньках прошел, кротко опустив голову, Тристан. Лексиус быстро запер за ним дверь.

— Ну, теперь в моем распоряжении два невольника, — оживился я. — Или же у тебя, Лексиус, теперь два господина. Тут так просто и не рассудить!

Тристан оторопело поднял взгляд, увидел меня голого на постели, затем в полнейшем недоумении посмотрел на управляющего.

— Иди сюда, присядь со мной, — сказал я принцу. — Хочу с тобой поговорить. А ты, Лексиус, встань перед нами на колени, как стоял до этого, и веди себя тихо.

«Ударный аккорд», — подумал я.

Тристан, надо сказать, не сразу постиг, что происходит. Он обозрел нагое тело нашего господина, потом перевел взгляд на меня. Наконец поднялся с пола, перешел к кровати и сел рядом со мной.

— Поцелуй меня, — сказал я и ладонью привлек к себе его лицо. Чудесный поцелуй, более крепкий, но не такой чувственный, как поцелуи Лексиуса, который как раз застыл на коленях перед Тристаном. — А теперь повернись и поцелуй нашего горемычного господина.

Послушавшись меня, Тристан легко приобнял управляющего, и тот подставил губы для поцелуя с излишней даже готовностью, чтобы мне угодить. Или чтобы позлить меня.

Вновь повернувшись, Тристан устремил на меня вопрошающий взгляд. Я сделал вид, что этого вопроса не заметил.

— Расскажи, что было после того, как меня отослали. Ты продолжил ублажать султана?

— Ну да, — ответил Тристан. — Это было точно сон, что он меня выбрал и оставил лежать при себе. В нем какая-то особая нежность! И по сути, он нам не господин — он полновластный владыка! Тут, согласись, есть разница.