Albireo MKG - Всё возьми

– Этого не будет! – тихо сказал в ночь Искандер, устраиваясь на постели удобнее и засыпая.

Тристакинния подошла к Фрею со спины, воин трогательно, по-детски положив голову на руку, смотрел с балкона. Женщина улыбнулась. У нее красивый муж, наверное, самый красивый мужчина на свете. Но, наверное, и самый жестокий и бессердечный. Женщина положила руку ему на плечо. Она вспомнила, как чуть не задохнулась днем, когда Фрей выволок ее из столовой. Он овладел ею в горло, шипя, объясняя, для чего ей рот, и, что, если она еще раз посмеет его перебить или одернуть, он позаботится о том, чтобы она использовала рот только по прямому назначению. Возбуждение заставило ее вздрогнуть, даже от воспоминания. Фрей был жесток, но он словно расплавлял разум. Фрей развернулся к ней. Светлые синие глаза смотрели равнодушно, все очарование детскости прошло. Тристакинния уже и забыла, когда он смотрел на нее по-другому, когда глаза его имели какой-то неописуемый оттенок, которые согревали в любой лютый холод. Фрей сбрил бороду, которую носил на севере, тут было слишком жарко. Светлые волосы мужчина заплетал теперь в две косы полностью, чтобы было не так жарко. Так он выглядел моложе, настолько моложе, что женщина чувствовала себя старше. Тристакинния улыбнулась.

– Пойдем спать?

Фрей поднялся.

– Да, идем, – он обнял ее и повел в комнату.

– А где дети? – вдруг всполошилась она.

– Дагаз, думаю, в люльке, – улыбнулся Фрей.

Тристакинния не сдержалась и поцеловала мужа в уголок губ.

– А Лима!

– Да что с ней может случиться? – отмахнулся Фрей, – спит у себя.

– Ну да, видел, как этот мальчик смотрел на нее, а она такая нежная девочка…

– Айваз вполне способен защитить ее. И у твоей дочери очень чуткий слух.

– Она и твоя дочь, – обиделась женщина.

Фрей усмехнулся, падая на постель в спальне.

– Фрей… – позвала Тристакинния, закусила губу, раздумывая, стоит ли говорить об этом.

– М? – мужчина лениво раздевался, не вставая с постели. В северной одежде тут тоже было неудобно. Завтра нужно будет попробовать, все-таки, надеть местную одежду.

– Как ты думаешь, султан, действительно, может не иметь подвоха в своих разговорах?

– Он хочет, чтобы мы поняли, какой это развитый, умный мир, Тристакинния, – усмехнулся Фрей, – если семья конунга проникнется местной… шелухой, то расскажет в Айсланде, что нужно принять новую власть. Семью Хевдинга послушают, они ведь считают, что у твоего отца есть какой-то умный план. Им в голову же не приходит, что он предал родной город.

Тристакинния нахмурилась. Фрей считал, что ее отец предатель, он не хотел слушать объяснений. Для него не было оправданий сделанному.

– Фрей, ну, а что ж ты тогда поехал?! Ушел бы в горы, и собрал…

– Заткнись, дура, – прошипел Фрей, резко подаваясь к ней, – скажи спасибо, что я тут, и ищу этот самый умный план, чтобы твоего папашу северяне, поняв истинную причину, не повесили за яйца.

Мужчина разделся и направился в купальню. Тристакинния сглотнула комок слез.

Фрей опустился в горячую ароматную воду, выдохнул стон и закрыл глаза. Расплел волосы и провел по ним ладонью. Что-то ему нравилось в этой стране. Купальни, например. То, что женщины молчат и не выступают не по делу. Тепло и плодородие земли. Щербет, шоколад. Насыщенный вкус пищи. Серали. Не нравился их бог, их Назихат. Фрей, выучив ларабавский еще дома, с каким-то либийским рабом, с ним же он узнал о Назихате, и тут начал читать его в подлиннике. Северяне не примут местного бога. Они останутся неверными. И Оснан начнет насильно обращать в свою веру. Что может помешать ему? Помешать на века. Что может заставить Оснана опасаться обращать северян? Фрей не думал о том, что это слишком много для одного. Он привык нести ответственность за род, за себя, за родную землю, потому он искал выход. Была еще причина, по которой Фрей был здесь, оставался здесь, и искал возможность совместной жизни с Оснаном. Иска.

Фрей вспомнил один из моментов рабства Искандера, застонал ранено, в паху заныло. Желтые, звериные глаза смотрели затравленно и зовуще, Искандер лежал на лежаке, невольно стоная от желания. Фрей шлифовал его тело ладонями, натирал, стертый до кровоподтеков, член раба. Викинг усмехнулся, окунулся в воду с головой и вынырнул.

Мужчина вышел из купальни, и пошел в постель. Тристакинния делала вид, что спит. Фрей лег рядом. Потаскуха. Она спала с Иской. В этом Фрей был уверен. Дети были его, но все знали, что печать мужчины, который поразил ее, проявляется в детях. Айваз сильный благородный воин. А Лима – девка. Вот и выдала мать, родилась с глазами Иски. Откуда бы? Не было в роду ни Торисазов, ни в роду Хевдинга таких глаз. По Дагазу сложно было, вообще, что-то сказать, ему было всего несколько месяцев.

Мужчина уснул, чутко и быстро. Перед этим прочитав молитву, чтобы во сне дух ходил и слушал, что кто задумывает. Но дух полетел по-своему. Куда захотел.

– Лима, – протянул Джаллал вкусное имя девочки. Он сидел с детьми шейхов, по-взрослому обсуждая, что тревожило сердца, молодых мужчин.

– Красивая, – согласился Тешан. Сын шейха Медана.

Сама виновница обсуждения тихо прошла мимо. На ней было северное светлое платье и ожерелья. Сандалии тоже были привезенные, в саду султана можно было ходить босиком, такая мягкая трава и земля были в саду, но северные сандалии защищали от камней твердой подошвой, так, что даже если бы Лима ходила по острым камням, она бы не чувствовала их. За ней прошел Айваз, насторожено глядя по сторонам, защищая сестру от возможных посягательств. Брат и сестра, которые постоянно вздорили в Айсланде, тут сблизились. Им больше не с кем было здесь дружить. Айваз не мог ходить за отцом, тот постоянно пропадал на заседаниях султана, куда детям был вход запрещен. Айваз знал, отец думает, как защитить свой народ, потому не мешал ему. Вчера он познакомился с мальчишкой. Энефреем. Сыном раба. И внуком богов. Так не могло быть, и Айваз напряженно думал, как можно это уложить в голове. Мальчик был одет в северную одежду, хотя слуги приносили им местную каждое утро, каждый раз разную, терпеливо ожидая, пока гости оценят милость султана.

Лима и Айваз прошли в кусты, там, северные дети, по привычке, сделали себе убежище, скрытое от глаз посторонних.

– Я знал, что вы тут, – пролез к ним Энефрей, которого с утра не успел поймать султан. Мальчик говорил с ними на северном языке.

– Почему тебя назвали Энефрей? – спросила девочка.

– Моя прабабушка Энефея. Северная принцесса. Ее пленил давным-давно мой прадед. И взял в жены.

Айваз окаменел. Энефрей певуче рассмеялся.

– Им было хорошо вместе, прабабушка рассказывала, что мечтала только об одном, чтобы в доме черных родился я. У нее были черные дети, и у ее детей были черные дети, она тогда дала обет, что не умрет, пока в доме не родится северная надежда. И вот я родился.