Саша Перкис - Мои предплечья сжёг рассвет

Таль промолчал. Упершись ладонями в подоконник, он беспомощно уставился в окно. Серьёзно ли? Рядом с Макаром его настолько захлёстывало эмоциями, что было трудно понять. От одного голоса Феофаныча Таля пробирало до нутра и начинало потряхивать. Так и хотелось упасть в его крепкие руки. Но у хозяина самых шикарных ладоней в жизни Виталия была навязчивая привычка подтрунивать над ним, доводя до такого смущения, что он начинал заикаться.

– Он на тебя слюной капает, – усмехнулся Дёма, снова затягиваясь сигаретой учителя, и медленно выпустил дым, запрокинув голову. Разговоры о чужих проблемах так хорошо отвлекали от своих. – Чё ты его мучаешь? Когда на тебя так смотрят, можно говорить все, что хочешь, как хочешь, и чего делать нельзя.

Таль метнул на него взгляд с усмешкой и спрятал болезненное выражение в глазах, густо краснея. Неужели Прохор что-то сказал? Или Дёма тоже видел, что произошло утром?

– Я?.. – он помялся, но продолжил. – Да у меня просто особо не было таких отношений…

Как рассказать парню, который лет на пять младше тебя о том, что весь твой сексуальный опыт заключается в одном пьяном минете и паре дрочек с научруком, и услышать в ответ что-то вроде "Ну не знаю, ты просто идёшь и трахаешься"? Родители старой закалки воспитали Виталика с убеждением, что секс, если и есть, то в приличном обществе об этом и упоминать совестно, и он всегда представлял, что отец с матерью умирали от неловкости, когда его зачали. Как только у него появилась возможность отселиться подальше из этого гнезда непорочности, он тут же ею воспользовался, однако, на тихого и скромного аспиранта, к тому же, лопоухого и некрасивого, никто особо не кидался. Да и он не мог перебороть в себе нерешительность и удушливый стыд при виде реального человека. Вдобавок ко всему, ситуация стократно усложнялась тем, что Виталик испытывал интерес к представителям своего же пола.

Он вспомнил, как серьёзно заболел на втором курсе, и к нему пару раз приходил участковый врач. Таля не помнил, как тот выглядел, но запомнил его руки в синих перчатках и то потаённое живое тепло, которое он ощутил сквозь прохладный латекс, когда врач коснулся его запястья. Эта фантазия долго мучила его мокрыми снами, в которых он касается языком той руки в перчатке, облизывает каждый палец и снова ощущает это запретное тепло. Однако, в действительности Таль никогда не был таким смелым, и, если бы возможность ему представилась, он знал, что от смущения не смог бы даже открыть рот, чтобы высунуть свой развратный язык.

Так что получалось, что с Макаром у него действительно нечто самое серьёзное за всю жизнь.

Дёма видел, что его учителя терзает какая-то внутренняя борьба. Он вдруг притянул его к себе за плечо и обнял, прислонившись головой к виску. Понимание, что рядом есть люди, которые, как и он сам страдают от неразрешимых внутренних противоречий, было огромным облегчением и давало чувство сопричастности.

– Макар не тот человек, которого надо опасаться, поверь, – произнёс он. – Я, можно сказать, с ним рос, как с отцом, и мне приходилось говорить ему о таком, чего он не может понять… И он был очень деликатен всегда. Ты просто поговори с ним.

Виталий отстранился, с удивлением оглядывая своего мудрого подопечного.

– Психолог два раза в неделю, Таль, – ответил тот, постучав себя по виску указательным пальцем, и поплёлся в свою комнату.

– Что за беспредел происходит?! – здоровый кулак Василевса рухнул на массивный дубовый стол в кабинете, и он, пыша негодованием обернулся к Макару и Прохору.

Последний едва успел прикрыть дверь и спокойно уселся в кресло, обитое коричневой замшей.

– Спокойнее, Василевс, сейчас разберемся, что к чему, – Феофаныч занял место за столом, оставляя для кузнеца второе кресло напротив стола.

Тяжело дыша, Василевс переступил с ноги на ногу, глядя то на Макара, то на Прохора. Их невозмутимость говорила о том, что он, видимо, чего-то не знает о ситуации. Но почему тогда его не предупредили? Всегда обсуждали все дела вместе до принятия решения.

– Чёрт знает что! – возмутился он, потирая шею, но всё же сел, замкнув треугольник.

Прохор в шутку называл кабинет масонской ложей, а их собрания всевидящим оком. Слишком много секретов слышали эти стены.

– Я сегодня с утра так же чертыхался, Василевс, – улыбнулся в бороду Макар. – Но это чрезвычайная ситуация.

– Наш спящий красавец, – Прохор наклонился в кресле к кузнецу. – никого тебе не напоминает?

Вспомнить, как точно выглядел незнакомец, было трудно. Да и не разглядывал его Василевс. На что там смотреть, когда близнецы такое вытворяют!

– Мне его физиономия тоже показалась знакомой, – поддержал капитана Макар. – Трудно забыть одного из главных фигурантов дела… – он замолчал и переглянулся с Прохором. – Конечно, информацию надо ещё проверить…

Брови Василевса поползли вверх.

– Это что… Он?! – мужчина снова вскочил, сжимая кулаки. – Да вы с ума сошли!

– Ну что ты такой горячий, Василёк, – цокнул Прохор, складывая пальцы в замок на животе. – Присядь, давай всё обмозгуем.

– Да о чём можно говорить! – Василевс понизил голос до возмущённого шипения и запустил пятерню в волосы. – Вы о парнях подумали?! Они ведь тоже могут его узнать!

– Но ведь пока не узнали, – мрачно улыбнулся Прохор. – Его и видел-то только Тёма и всего пару раз от силы, в суде. Хотя я им его и отнёс проверить, он или нет.

– Да вы… – Василевс задохнулся от распиравших эмоций. – Что теперь делать? Его срочно надо отсюда…

– Подожди, не руби с плеча, – рассудительно заметил Феофаныч. – Давай выслушаем Прохора.

Василевс опустил взгляд на расчерченный лучами деревянный пол, пытаясь вернуть душевное равновесие. В тишине тикали напольные часы с маятником. Все трое хорошо помнили, как началась эта история.

Кузня Василевса стояла на выезде из небольшого городка в сердце сибирской глубинки. Там его и обучил ремеслу дядька. Пока старик был жив, парень ходил у него в подмастерьях, ездил на фестивали кузнечного дела – набирался опыта и обзаводился связями. А как дяди не стало, Василевс надеялся развернуть бизнес шире, купить современный пневматический молот, подновить инструмент, да и сам цех.

Понемногу дело стало идти, клиентская база быстро росла. Молодого мужчину это очень ободрило. От мыслей и планов по кузне он отвлекался только на ежедневные пробежки, еду и сон. Во время одной из этих пробежек Василевс и нашёл Тёму. Сначала ему показалось, что в покрытой утренней росой траве валяются какие-то тряпки. Когда он подбежал ближе, подумал, что бомж в алкогольном угаре не дополз до кустов. Решив проверить, не задела ли его в темноте машина, Василевс подошёл ближе и наконец разглядел молодого парня, избитого и брошенного в кювет.