Елена Рахманина - Разрушу твою жизнь

Возникает молчание. Не каждый день в отделение полиции самовольно приезжают сдаваться такие плохие девочки, как я.

– Жду, Вишневская, – устало даёт добро, должно быть чуя неладное.

Идея позвонить подполковнику прилетела в голову резко. Неожиданно. Хотя я и понимала, что иду на верную смерть.

Но я знаю несколько истин.

После того как я сдам наркоторговцев, они сами меня убьют. Или, возможно, это сделает Шамиль, когда узнает от Ветрянского, кто я? Но чую, что он просто не успеет.

В то, что полиция меня защитит, при всём уважении к Короткову, я не верила.

Я хочу жить. Горячо и страстно. И порой мне кажется, я могла бы зубами выгрызть себе путь и через бетонную стену.

Но сейчас я не вижу места, в которое можно вцепиться, чтобы выбраться.

А страх… Странно, но я его уже не ощущаю. Полагаю, он притупился. Или его чаша переполнилась и начала переливаться вовне. Когда слишком долго чего-то боишься, привыкаешь к этому ощущению. Сращиваешься с ним в единое целое. И оно постоянно фонит рядом, а ты живёшь с уровнем адреналина на самых высоких оборотах.

Но при всём моём фатализме в верности своего решения я не сомневалась.

Коротков курил на улице, когда я приехала. Наблюдал какое-то время за тем, как я вылезаю из автомобиля. А затем вытаскиваю мать с заднего сиденья. Она успела задремать, и мне пришлось приводить её в чувство оплеухами.

На нас смотрели прохожие и парни в полицейской форме. Наверное, мне следовало испытывать стыд. Ведь это логично. Девочка из маргинальной семьи. Что с меня взять? Только пожалеть. А жалость последняя из всех эмоций, что мне хотелось бы вызывать в людях.

Но сейчас вдруг поняла, что и стыда не ощущаю. Да, я вот такая. Это моя семья. Когда-то моя мама была безумно красивой. Носила дорогие шмотки и блистала рядом с отцом, которого боялись и уважали. А теперь я на социальном дне. Падать уже некуда. Так чего переживать из-за мнения окружающих? Они всё равно плюнут в меня при первой возможности.

Коротков затушил сигарету и помог маме дойти до отделения.

Я буквально ощущала волны неодобрения, исходившие от него. Но на этот раз не в мою сторону. В мамину.

Его отношение считывалось по недовольно поджатым губам, сведённым бровям и напряжённому телу.

Казалось, больше всего ему хочется свернуть моей матери шею. Но он слишком правильный для подобного. Брезгливый.

Таща на плече сумку, о содержимом которой никто не подозревал, зашла следом за подполковником в его кабинет. Он опустил мою мать в потёртое кресло. Она стекла с него на пол. Но никто из нас не дёрнулся, чтобы вернуть её в прежнее положение. Лишь молча проводили взглядом этот процесс.

– Что тебя привело сюда, Вишневская? – подполковник взирал на меня с высоты своего исполинского роста.

Большой, цельный, как пласт бетонной стены, мужик. Несмотря на почтенный возраст и седину в волосах, сохранил армейскую выправку. На мгновение позавидовала его дочерям. Вот уж кому в этой жизни можно спать спокойно.

Стоя рядом с ним, я ощущала себя букашкой. И в то же время, мне казалось, именно он, как никто другой, способен разрулить ситуацию.

Я положила на письменный стол, который кроме пыли и бумаг не знал, похоже, ничего, свою поклажу. Потянула за собачку молнии, явив взгляду подполковника плотно упакованные брикеты с белым веществом.

По помещению тут же пронеслось непередаваемое сочетание матерных слов. Часть из которых мне хотелось записать на листочек, чтобы не забыть. Уж больно виртуозно Коротков владел великим могучим.

Последовавший в дальнейшем допрос длился несколько часов.

Откуда у меня сумка. Как и почему она попала в мои руки. Какая конечная точка сбыта.

Я рассказала всё как есть. Не упустив ни одной детали.

Я хотела, чтобы курьера с той стороны взяли. Я хотела, чтобы хотя бы кто-то понёс наказание в этом грязном бизнесе. И готова была даже в этом поучаствовать, но полицейский сказал, что меня не будут привлекать. На это есть оперативные сотрудницы.

– А мать твоя, матрёшка эта, она что-то знает? – напоследок устало интересуется подполковник, смотря на меня напряжёнными глазами.

– Она, наверное, не знает даже, какой сегодня день, – перевожу взгляд в её сторону. – Не могли бы вы подержать её тут пару дней?

Не отвечая мне прямо, Коротков поднял трубку стационарного телефона, вызывая кого-то из своих. Вошёл молодой паренёк и по приказу подполковника утащил мать в обезьянник.

– Пока всё не уляжется, поживёшь в комнате моей дочери, – не спрашивая принял решение подполковник, заставляя меня в сотый раз задаться вопросом о причинах такой опеки.

Через полтора часа я уже была в его квартире. Давясь слезами зависти, пока ела домашнюю еду, наложенную с горкой в мою тарелку его женой. Везёт же его девчонкам иметь нормальную семью. И уснула в постели, пахнущей кондиционером для белья с ароматом лаванды.

Но это не мой мир и не моя реальность. Бегать от проблем не выйдет. Вечно жить на иждивении Короткова не получится. А потому, отоспавшись сутки, рано утром я решила, что единственное, что мне остаётся, это откровенно поговорить с Шамилем. Только он способен меня защитить. Если пожелает.

Хотя, если брать в расчёт то, что я не явилась в назначенное время, он сначала меня убьёт. А потом найдёт способ оживить, чтобы кокнуть ещё раз.

Натянула на себя приготовленные для меня вещи и вышла из квартиры подполковника, окунувшись в морозное солнечное утро. Постояла так пару секунд, вдыхая в лёгкие воздух, и направилась через дворы к остановке общественного транспорта.

Только вот сесть в автобус у меня уже не получилось.

Чёрный минивен появился буквально из ниоткуда. Я даже не услышала звука двигателя, когда машина оказалась рядом. Дверь отъехала вбок, а меня проглотило тёмное нутро салона. И опомниться не успела.

Ударилась сильно задом. Тут же попыталась подняться, ощущая пугающую растерянность. Но мне не дали. К моему виску приставили холодное дуло пистолета.

Застыла, забыв, как дышать, смотря в глаза человека, направившего на меня оружие. Затем перевела на того, кто сидел рядом с ним. Их лица мне неизвестны. Но глаза… Я видела такие глаза. Эти люди все варятся в одном котле. Им незнакомо сострадание. Убить меня им ничего не стоит.

– Мне просто интересно, дура, какой у тебя был план? – раздаётся голос, нарушающий тишину. Оружие сильнее вдавливают в кожу, будто желая привести в чувство. Помогло.

Разглядываю говорящего, не спеша отвечать.

Жуткий тип. С лицом, которое не вспомнишь, даже увидев десяток раз. Худой, так что под тонкой кожей лица просвечиваются кости. Только, супротив сухого телосложения, он рассматривал меня с весьма влажным интересом.