Алексей Левин - Не мой типаж

В приемном покое на этот раз действительно было спокойно. За всю смену поступивших не было, а из родственников пришел только опекун для Сони передать сандалии, потому что свою обувь женщина по слабоумию выбросила накануне в мусорный контейнер. Чувствуя непривычную легкость от полупустого рабочего дня, Леша возвращался в отделение, когда столкнулся с Эльвирой. Девушка выглядела потерянной.

– Простите, Вы можете мне помочь? – С непривычной для нее робостью спросила она. – Мы с мужем и дочкой ходили в кинотеатр. Я заснула… А сейчас не могу понять, куда все пропали. Вы знаете, где выход?

Леша внимательно на нее посмотрел. Беседу нужно было проводить немедленно.

– Можете описать, что помните из последнего? – Заново представившись, спросил Леша, когда они оказались в кабинете для вечерних бесед.

Она сидела и двигалась совершенно по-другому: на кончике стула, спрятав ноги под собой, боясь поднимать голову и излишне шевелиться.

– Так голова болит… – Пациентка прижала руку ко лбу. – Все такое путанное… Мы были в кино. Вероника капризничала, Саша что-то говорил про то, что кино неинтересное. – Она зашипела от нового приступа головной боли. – Подождите. Я помню, что лечилась от чего-то. Или это мне приснилось? Ничего не понимаю…

– Эльвира, Вы на данный момент находитесь в психиатрической больнице. К Вам на прошлой неделе приходили муж и дочь. Помните?

– Да? – Она растерянно на него посмотрела. Потом нахмурилась. – Подождите, кажется, помню. Все такое смутное… Как сквозь грязное стекло.

– Они принесли Вам вещи, сладости.

– А, вот, откуда тот пакет взялся у меня под кроватью… А я все думала, откуда. – Эльвира тяжело вздохнула. – Что, опять Валя, да?

Леша вскинул брови.

– Вы о нем знаете?

– Конечно. – Она вжала руку в лоб, словно стараясь удержать голову на месте. – Мы с ним уже очень давно. Вначале он был слабым. Потом я его прогнала. Потом он начал возвращаться. Ненадолго. Но каждый раз его пребывание становилось все дольше и дольше.

– Алексей Иванович. – В кабинет сунула голову медсестра.

– Что такое? – Леша глянул на нее с плохо скрываемым раздражением. Любая секунда промедления могла сейчас стоить еще месяца ожидания впустую.

– Цезарь Петрович просил напомнить, что пока у Вас рабочее время, Вы должны принять участие в комиссии. Он Вам с утра говорил.

– Черт, точно!.. – Леша подорвался. – Я совсем забыл. Эльвира, дождетесь меня? Вечером я с Вами побеседую. Вера, проводите пациентку, пожалуйста, я побежал.

Ему пришлось направиться в общее отделение, где проходила комиссия по инвалидности с участием одного из пациентов. Цезарь Петрович говорил об этом мероприятии еще в начале той недели, давал ксерокопии истории болезни, но Леша так заработался, что совсем упустил все из виду. К счастью, когда он явился в кабинет, ничего еще не успело начаться.

– Алексей Иваныч, голубчик, – приветствовал его заведующий отделением, – что ж Вы так долго? Мы уже все в сборе.

По лицу старика было видно, что его агенты в белых халатах уже давно донесли, как Леша решил заняться беседой с пациенткой в свое рабочее время. Стараясь не смотреть на него особо, Леша занял свое место рядом с ним. Заведующий подвинул ему папку.

– Скоро приступим, вовремя пришли.

На комиссии был мужчина лет сорока, очень высокий и худой. По документам у него стояла третья группа инвалидности, но в последний год случилась весьма продолжительная ремиссия, поэтому было решено обсудить возможность снятия инвалидности с восстановлением пациента в дееспособности, которая подразумевала большую социальную свободу. Мужчина выглядел слегка встревоженным, но в том, как он вглядывался в лица собравшихся на комиссии врачей, сквозила надежда на то, что решение будет вынесено в его пользу.

Проведя с ним беседу и отправив в соседнее помещение дожидаться вердикта, члены комиссии еще раз просмотрели бумаги.

– Я считаю, нужно удовлетворить заявление Михаила Федоровича. – Сказала заведующая общего отделения. – Уже только в том, что он хочет трудоустроиться, как нормальный человек, и начать зарабатывать своим трудом, видно, что он стремится к социализации.

– Да, я поддерживаю коллегу. – Подала голос вторая женщина, клинический психолог, работавшая с мужчиной в последний год. – Михаил Федорович исправно посещал каждое занятие, принимал все препараты, которые я ему выписывала, искал возможности увидеться с сыном.

Ввиду недееспособности его лишили родительских прав. Было это примерно пять лет назад.

– Да с мизерными выплатами на третьей группе неудивительно, что он хочет работать. – Хмыкнул Цезарь Петрович. – Их хоть и индексируют год от года, выше прожиточного минимума все равно не поднимается. Алексей Иваныч, что скажешь?

Леша навалился локтями на столешницу. Бегло просмотрел личное дело пациента.

– Госпитализация была три года назад последняя. – Сказал он, отвлекаясь от бумаг. – С тех пор он лечился амбулаторно.

– Да, мы видели дело. – Нетерпеливо постучал колпачком ручки по столу старик.

– Мне кажется, нужно снять инвалидность. – При этих словах обе женщины улыбнулись. – По крайней мере, при таком диагнозе, если пациент будет соблюдать все меры предосторожности, обострения может и не случиться.

– Если. – Выделил слово заведующий острым отделением. Пошуршал бумагами, вздохнул. – Ладно, большинством голосов снимаем. Пригласите Михаила Федоровича.

Лицо пациента просветлело, когда он услышал о том, что группа инвалидности с него снята.

– Спасибо! Спасибо вам большое! – Мужчина встал и замер, словно перед судьями. – Вы… вы не представляете, каково это, жить с инвалидностью! Я обязательно все рекомендации буду выполнять! Спасибо вам еще раз!

Цезарь Петрович после комиссии ушел мрачный. Леша последовал за ним.

– Почему Вы так расстроены, что мы сняли с него инвалидность?

– Эх, Алексей Иваныч… Они чуть ли не каждый второй от счастья пляшут, когда мы с них инвалидность снимаем. А потом через полгода полумертвые от алкогольного психоза к нам обратно на белы рученьки сдаются. Помяни мое слово.

Когда Леша, наконец, вышел на свое нерабочее «рабочее» время, он заглянул в рекреацию, где сидели пациенты. Эльвира и Света были рядом.

– Эльвира, идем?

Пациентка отвлеклась от своей спутницы.

– Слышь, хрен, – крикнула она, оскалившись в издевке, – на этот раз прощаю. Но предупреждаю: еще раз назовешь меня этим поганым именем, я тебе хлебало разобью!

– Понятно. – Сказал сам себе Леша под звонкий смех пациенток. Не успел, черт бы побрал эту комиссию. Когда теперь снова ждать диссоциации, из которой вынырнет Эльвира, неизвестно. – Варвара Викторовна, пойдемте.