Эм Ленская - Мы познакомились как в глупом фильме

Пообещав, что заказ будет готов в течение двадцати минут, официантка уходит, оставляя их вдвоем.

– Так ты и правда не пьешь? – интересуется Данила, вспоминая брошенные в день знакомства слова.

– Ага, плохо переношу алкашку в любом виде, да и… – Антон обрывает сам себя. – Короче, на тусовках я обычно самый скучный.

Смеется, а Данила замечает на его правой щеке аккуратную ямочку, аж пальцем так и тянет тыкнуть. При хорошем освещении и наличии на носу очков Данила наконец целиком разглядывает Антона. Темненький, как Даня его и запомнил, стрижечка модно небрежная. И глаза, как и внешность вся, чуть восточные, густо-карие и красивые. На лицо Антон вообще по Данилиным вкусам вполне привлекательный, этакий папин бродяга, мамин симпатяга.

– Да… я ж про тачку спрашивал, – напоминает Антон, облокачиваясь на стол, так что до нюха Дани отголоски его парфюма долетают, очень, к слову, приятного.

Сам Данила сидит как жених на первой встрече с отцом невесты: спина ровно, руки между коленок лодочкой. То ли флюиды с оттенком уверенности от Антона слишком сильно исходят, то ли он отвык с кем-то вместе, помимо Жени, в ресторанах сидеть.

– Сразу в восемнадцать получил права, машину тоже. Отец подарил на совершеннолетие.

– А я мотоцикл всегда хотел, но бабуля у меня за сердце каждый раз хватается, стоит мне об этом вслух сказать.

О бабушках Данила привык слышать исключительно из чужих уст: свою бабку по отцовской линии он едва помнит – та умерла, когда Дане было года четыре (а дед переехал жить за границу, едва овдовел). Ну о материной и говорить нет смысла, там, видать, быстро забыли о том, что у дочери их, в общем-то, сын остался. Так что Данила, слыша, как об Антоне кто-то, помимо родителей, может заботиться, чувствует легкий укол зависти. В его мыслях бабушки, как из сказки: вяжут носки из шерсти, варят компот ягодный и пекут румяные сладкие ватрушки по воскресеньям. Дане тоже плюшки пекла их домработница, но без души как-то, без вложенной в каждый пирожок бабушкиной любви. Вот и вышло, что по всем фронтам Даня был недолюбленный. Почему-то так и тянет Антону поплакаться, позавидовать вслух, мол, цени, что о тебе так волнуются. Я хоть с дырявым парашютом пойду прыгать с крыши – никто не остановит, потому что отцу если только о трупе в виде кровавого блинчика по факту расскажут, там уже поздно запрещать чтолибо.

Даня трясет головой, отгоняя глупые мысли, каруселью в голове завертевшиеся. Вот опять он зачем-то о смерти думает – на диагноз конкретно тянет.

– С тобой все в порядке? – волнуется Антон, видимо, уловив момент, когда Даня выпадает из реальности.

– А… да, окей, – кивает Данила, стараясь улыбнуться. – Задумался что-то, извини.

– Это как-то связано с тем, из-за чего ты тогда на мосту оказался? – понижая голос, внезапно уточняет Антон, но пока Данилу ступорит от вопроса, добавляет: – Соррян, если лезу не в свое дело, но в реку прыгать чисто по фану ночью в одиночку не идут.

– Я… эээ… – Данила трет нервно ухо, прям как Женька обычно делал.

– Ладно, забей, – идет на попятную Антон. – Не хочешь рассказывать – не надо. Но обещай, что с моста тебя больше снимать не придется.

– Ооох, – Данила чувствует, как тепло к щекам подступает от стыда, прячет по-ребячески лицо в ладонях и бубнит сквозь них: – Обещаю, если ты обещаешь больше не вспоминать тот позор.

Веселый смех Антона заразителен, отчего Даня и сам в итоге прыскает.

– Да ладно тебе, ну с кем не бывает, – успокаивает Антон и по плечу хлопает, над столом к Дане потянувшись.

– То есть ты часто всяких придурков, вроде меня, с оград тащишь? – хмыкает Данила и успокаивается. Откровенно стебать и подкалывать Антон явно его не планирует, ну а шутит – это ж так, чисто… по-дружески, что ли?

– Не, ты и правда тогда до усрачки меня напугал, – признается Антон. – Да и я, блин, тоже хорош, ляпнул под руку, но я ж не знал, что ты там на соплях держишься. Пересрались мы оба, думаю, знатно.

Почему-то вспоминать вот сейчас, сидя рядом с Антоном, о своем же катастрофическом во всех смыслах проебе Даниле даже забавно. Глупо, все еще остаточно стыдно, но до странности легко и почти весело. Страх-то еще тогда практически сразу исчез, в голове лишь депресняк всякий сплошь с Женькиным лицом тоталитарно властвовал, о себе Даня едва ли заботился, если только обдумывал, как, черт дери, дальше-то жить? Как с потерей Жени в конечном итоге смириться и с тем гнойником в разбитом сердце существовать, раз убиться не получилось?

Окончательно, конечно, не отпускает, но легче и правда становится. Как бальзамом плеснули оздоровительным. Даня пытается вспомнить, когда он смеялся в последний раз, и все подсчеты приводят к моменту, который «до»: когда счастлив был, когда завтрак в постель, чтоб с утра свое полусонное счастье порадовать; когда верил, что любовь не только в киношках красиво по телевизору, но и в жизни случается, чтобы до общей старости и морщин в уголках самых любимых глаз. «До» – когда Женя был рядом и держал крепко за руку. Целовал, обнимал, что-то нежно на ушко нашептывал. «До» казалось тогда «навсегда», ну а вышло – «давай расстанемся». Вышел брошенный без сигналов бедствия Даня.

Вышли срыв, мост… Антон.

– Знаешь, правда спасибо, что вытянул тогда. Я в тот момент хреново соображал. Грузился уже какое-то время, вот и психанул. Но, наверное, мне та встряска действительно помогла. И ты… в смысле, рад, что тебя тогда встретил.

– Да чего там, – как-то внезапно скромничает Антон. – Ты тоже, вроде, нормальный пацан, когда на мосту не висишь.

Данила улыбается и даже молчит о том, что кое-кто обещал о злосчастном эпизоде больше не упоминать.

Когда заказанное наконец приносят, едят, болтая об отстраненном, не касаясь сугубо личного. Стейк Антон лопает с удовольствием, аж смотреть приятно, будто Даня сам приготовил и теперь плодами труда любуется. Дома Данила редко что-то серьезнее макарон по-флотски готовит, если дело себя касается. Все кулинарные изыски он сугубо для Женьки прокачивал, чтобы кормить чем-то вкусненьким и незаезженным.

Данила оплачивает счет и прощается с официанткой, наблюдая, как та откровенно флиртует с Антоном, даже рукой машет, когда они из ресторана выходят.

– Ты как, домой не торопишься? – спрашивает Антон, выуживая Данилу из мыслей.

– Вроде нет, – пожимает тот плечами. – А что?

– Тогда погнали в парк возле Адмиралтейки, – предлагает Антон и тянет Даню за собой, не оставляя маневров к отступлению.

По пути Антон вдруг тормозит, забегает в первый попавшийся круглосуточный и возвращается с мороженым.

– Эскимо или трубочка? – протягивает обе руки, мол, выбирай.

– Ванильное? – уточняет Данила, вглядываясь в упаковку.