Марина Орлова - Идеальные звёзды

Сначала продвигаюсь по чуть-чуть, то и дело останавливаясь. Син терпеливо замер, опершись ладонями на кафель рядом с моими, – даже дыхания не слышно. Зато когда я усиливаю нажим, последним рывком впустив его полностью, – выдыхает протяжно и обнимает меня, теснее прижимаясь бёдрами.

Ждёт.

Первым начинаю двигаться я – амплитуда совсем небольшая, только чтобы привыкнуть.

Постепенно неприятные ощущения отступают, я шепчу: «Давай ты», а сам расслабленно отдаюсь движениям Сина и по привычке тороплюсь нырнуть в его сознание – почувствовать его удовольствие, увидеть себя через его восприятие, раствориться в том, насколько он принимает меня.

Ладонь Сина накрывает мой член, сжимает крепко, ведёт неторопливо, повторяя ритм внутри моего тела, закручивает движение на головке, и я прижимаюсь лбом к прохладному кафелю стены. Хорошо…

Резкий шум – скрип двери через стену. Чёрт!

Слышимость такая, будто это прямо здесь. Какое-то шуршание и шелест воды в душе – буквально перед моим носом. Ну здрасьте, сержант Юхас пришёл мыться. Да уж… Надеюсь, он ненадолго? Главное, чтобы петь не начал – рычит он не хуже того медведя, который оттоптал ему уши, и кончить под эти ужасные звуки проблематично. С другой стороны, есть вариант даже хуже – если сержант тоже решит подрочить. То-то будет весело.

Всякий, у кого есть хоть немного фантазии, ахуеет, когда его трахают буквально в метре от ничего не подозревающего человека – при этом очень желательно, чтобы тот и дальше оставался в неведении. Однако Син, когда возбуждён, мало задумывается о подобных вещах. Он потирается лицом о мою шею и торопится вернуться к движениям – мол, у Юхаса там вода шумит, не услышит. Хотя, по-моему, очень даже слышно: уже через несколько минут Син обеими руками сжимает мои бёдра покрепче и переходит к сильным и резким толчкам.

С одной стороны, удовольствие нарастает, но с другой – я прислушиваюсь к шуму за стеной и прикидываю, насколько с той стороны слышны наши влажные шлепки и тяжёлое дыхание Сина. Я-то привык жить беззвучно, но Син – гораздо более открытый и непосредственный, ему трудно сдерживаться в момент наслаждения. А сержант, насколько я понимаю, строго по девочкам, так что если мы ненароком столкнёмся с ним на выходе из комнаты и при этом не предъявим ту самую «девочку», которую капитан так самозабвенно трахал в душе, могут быть какие угодно последствия. Минимум – будет очень неловко. Максимум – он может начать саботировать командира или ещё что-нибудь в таком духе. Не то чтобы подобное уже случалось, но я предпочитаю заранее продумывать варианты.

К счастью, буквально через пять минут шум воды за стеной стихает – мы тоже замираем, – раздаётся шуршание, и громко хлопает дверь. Фух…

Син рыкает мне в ухо и набрасывается с удвоенной силой, чуть не впечатав лбом в кафель, а я протягиваю ладонь к его лицу – нужно ведь хоть чем-то заглушить кровожадные звуки, которые он издаёт в предвкушении оргазма. Однако он мычит протестующе и прикусывает собственную руку, второй обнимая меня за грудь и крепко прижимая к себе. Теперь вся энергия его толчков приходится только на мои руки, опирающиеся на стену, и энергия эта хлещет через край. Удерживать мой вес плюс вес Сина, вышедшего на финишную прямую, – та ещё тренировка, не хуже спортзала.

Мгновение – и его оргазм взрывается в моём сознании. Замирает на бесконечно долгое мгновение. Тихо осыпается гаснущими искрами. Син выдыхает мне в ухо и обмякает, обняв двумя руками. Из левой всё ещё сочится кровь.

Почти физически тяжело видеть, как вода смывает красное и несёт к отверстию слива. Однако я колеблюсь – мне вообще-то не предлагали.

Нет, невозможно смотреть на такое поругание! Хватаю его руку, тяну ко рту и присасываюсь к ранкам. Так-то лучше…

Вскоре ослабевшие пальцы находят мой член и начинают двигаться, быстро набирая и силу, и темп. Я чувствую прикосновение Сина к моему сознанию – так гораздо проще ориентироваться, что делать, – и, когда накрывает яркая темнота оргазма, выдыхаю: «Люблю тебя».

Однако он не отвечает. И что это значит? Вроде ж сам первый сказал… Или это было только под влиянием момента? Да уж, когда разум мутится от желания, скажешь что угодно, даже и про любовь. Но я-то не наивная девица, которую нужно уламывать такими методами, мог бы не стараться. Ладно, тем временем нужно вспомнить, как дышать…

Син аккуратно выходит и тут же тянет меня за плечо, разворачивая к себе.

Обнимает за шею, проводит большим пальцем по линии челюсти, заглядывает в глаза.

– Я тоже тебя люблю.

Голос звучит непривычно громко по сравнению с мыслями, и я невольно вздрагиваю, перевожу взгляд на соседнюю стену – с той стороны тоже есть сосед, вдруг услышит?

Но ладонь Сина скользит выше, на щёку, и он возвращает моё лицо к себе.

– Я тебя люблю. Похер мне на Олдсона. Пусть слушает, если хочет.

Я возмущённо шиплю и закрываю ему рот ладонью: «Заканчивай! Может, ты и эксгибиционист, но я – нет!»

Пару секунд он укоризненно смотрит мне в глаза, затем кивает – мол, так и быть.

Стягивает мою ладонь со своего лица.

И целует запястье.

«Крови? Ну кусай».

«Не хочу я никакой крови. Просто…»

Он потирается о запястье щекой, уже шершавой, и снова целует. Поднимает глаза на моё лицо. «Давай уже выбираться».

Син ополоснулся первым, так что к тому моменту, как я вышел из душа в сумрак прихожей, он уже лёг.

Удобно, конечно, когда можно помыться у себя. Мне-то полагается ходить в общий душ, который на этаже для офицеров. С другой стороны, по сравнению с прежним, казарменным, он хотя бы индивидуальный, внутри ты один, а не с толпой голых мужиков из подразделения. Так лучше, даже если приходится стоять в очереди, – с годами я ещё больше стал ценить уединение.

Если моешься у Сина – другие сложности: нужно следить, чтобы шампуни не перепутать, а то буду весь день благоухать цитрусами, что может навести окружающих на подозрения.

Вот как сейчас, например: он-то не подумал, перемазал меня с ног до головы своим грейпфрутом, а я потом собственным гелем кожу тёр, чтобы запах перебить.

«Мне уйти или как?»

«Иди сюда» – тон его мыслей расслабленный, на границе сна.

Забираюсь под покрывало, и сразу руки обнимают крепко, прижимают к жаркому телу, а в ключицу упирается сопящий нос.

Син всегда так, ему только дай волю – сгребает меня в охапку, обвивает руками, ногами… Вот как так можно спать? А он умеет. Нет, мне, конечно, тоже приятно – чувствовать, что я ему нужен, – но это непонятно. Я всю жизнь обходился без всяких этих обниманий, и потребности в них у меня нет. Да и спится плохо: подсознание бьёт тревогу, что кто-то находится слишком близко, опасность! Однако я переучиваю себя. Вроде получается.