Марина Орлова - Идеальные звёзды

Вот то ли дело Син – им нельзя не любоваться… И сейчас у меня как раз есть прекрасная возможность, пока он стоит на коленях и склонил голову, увлечённо намыливая мою ногу. На тёмных волосах осела мельчайшая влажная взвесь, а по мускулистым плечам и груди капельки воды уже прокладывают дорожки, то замирая, то скатываясь быстрыми ручейками. По контрасту с белой пеной и моей бледностью его кожа кажется тёмной от загара, хотя я знаю, что на самом деле – по сравнению с нормальными людьми – он только чуть смуглый.

Тем временем Син набирает в ладонь воду и смывает пену с моей ступни. Опускает её на пол. Берётся за правую ногу и так же тянет её к себе. Намыливает – неторопливо, словно наслаждается процессом. Склонив голову к плечу, разглядывает там чего-то, проводит когтем с голени до кончиков пальцев – будто в магазине к суповой кости приценивается.

Ноги у меня и вправду костлявые. Ну, то есть худые. Наверное, если посмотреть вот так со стороны, то и похожи на женские. Больше всего странно, что гладкие, – это особенно бросается в глаза по сравнению с тёмным подшёрстком на руках Сина. Интересно, как выглядели мои родители, что я в итоге вышел таким уродом? Неужели совершенно обычно? Может, всё-таки были мутантами, потому я получился вообще хрен знает каким? Вон даже у Сина всего только когти и зубы, и в его семье все выглядят почти нормальными. Ну, более нормальными, чем я.

Погрузившись в эти мысли, вздрагиваю от неожиданности, когда Син, покончив с мытьём, склоняется к моей ступне и накрывает ртом большой палец – тут же становится тепло, влажно и щекотно. Необычность этого ощущения точно переходит все границы.

«Да что ты творишь?!»

«Не нравится?» – он поднимает насмешливый взгляд на моё лицо, обводит палец языком и выпускает изо рта, чтобы перейти к следующим. От щекотки я дёргаюсь, и спина скользит по мокрому кафелю… Но всё же успеваю схватиться за кран. Не хватало ещё наебнуться, пока моя нога торчит в зубастом рту Сина.

Обретя равновесие, смотрю на него. Честно говоря, очень хочется конфисковать ногу обратно и прекратить… вот это вот, что он делает, – но, так и быть, терплю. Мышцы напряглись, то ли от щекотки, то ли от дискомфорта всего этого состояния, но я сдерживаюсь. Пусть, раз ему нравятся всякие такие вещи.

Тем временем Син замер с моими пальцами во рту – просто ждёт, когда можно будет продолжить, – и в ответ на мой взгляд тут же возвращается к своему занятию. Губы снова проходятся по большому пальцу, язык щекочет кожу – не разобрать, что конкретно происходит, но что-то в этом есть. Во всяком случае, я вроде привык к ощущениям.

Я никогда раньше не думал, что прикосновения могут быть настолько приятными. Что моё тело может быть не только «механизмом» для арены, но и источником подобного удовольствия. Как будто раньше эти функции были заблокированы.

А теперь, с Сином, начал понемногу расслабляться. Оживать? Он и сам умеет наслаждаться прикосновениями, и меня учит. Вот, например, можно поцеловать в сгиб локтя. Или, как сейчас, лодыжку облизать. Казалось бы, зачем? Я поначалу так Сина и спрашивал: «Зачем?». И он в ответ: «Тебе не нравится?». А я и не знаю, нравится ли мне. Непривычно. Странно. Непонятно.

Ладно если бы он попросил его так облизать. Но меня-то что? Это даже смущает. Неловко, что он тратит время и силы. Кажется, что я должен чем-то ему отплатить, ну уж хотя бы кончить как-то по-особенному – в благодарность за его старания, – а я не особо что чувствую.

Но вот сейчас – вполне: Син ведёт ладонью по мокрой коже, выше, на бедро, и наконец-то сжимает член. Не удержавшись, выдыхаю в голос и тут же замираю, с опаской прислушиваясь к окружающему: не шумят ли соседи. Вроде тихо. Можно расслабиться. Тем временем Син поднимается, скользя крепкими ладонями по всему телу, вновь следуя за ними взглядом, изучая меня. Всё же какой-то он сегодня странный.

Но ладно, тут уж я знаю, чего мне хочется, – обняв его за шею, целую… чёрт, и снова стараюсь не сбиться на укусы. Вот Син умеет быть нежным, а я – нет. Я бы тоже хотел прикасаться к нему аккуратно и мягко, но мышечная память подводит, и я то кусаюсь, то сжимаю его кожу слишком сильно, иногда до синяков. Может, со временем я бы научился – сейчас уже получается лучше, чем в начале, – но вряд ли у меня есть это время. Вот он уже задумался о «девочках», а завтра решит, что нахер я вообще ему сдался…

«Что опять за печаль? Мне начинает казаться, что я делаю что-то не так».

Несмотря на смущение, решаюсь попросить: «Можешь меня обнять?». Син улыбается и обнимает – сграбастав в охапку, крепко прижимая к себе. Не знаю почему, но это всегда работает. Успокаивает, даёт ощущение безопасности, какой-то… защиты? Странное, непривычное чувство. Я всегда был один, рассчитывал только на себя, но когда кто-то есть рядом – жить становится гораздо легче. Свободнее.

Однако Сину, конечно, быстро надоедает обниматься просто так: прикусывает мочку уха, проводит пальцами по спине – только подушечками, чтобы не поцарапать. А уж когда эти пальцы сползают ниже и сжимают мою задницу, я ухмыляюсь и, отпихнув его руки, сам прохожусь ногтями по его ягодицам. Целую, заглядываю в глаза: «Может, пустишь меня вне очереди?».

Син вырывается и возмущенно хмурится: «Не-не-не! Ты меня заебал уже, хватит. Давай». Разворачивает меня лицом к стене и тянет руки вверх – чтобы я оперся на кафель. Позади щёлкает крышка геля для душа – запах грейпфрутов усиливается, а затем Син прижимается ко мне: неторопливо оглаживает, оставляя на коже прозрачные потёки геля, обвивает руками, ласкает скользкими и ароматными ладонями. Отодвигается, чтобы размять плечи. Спускается вдоль позвоночника. Проходится между ягодиц ребром ладони – осторожно, чтобы не зацепить когтями. Наконец-то его рука скользит дальше, сжимает… и тут же исчезает. Перебирается было к низу живота, но – пару раз скользнув пальцами у основания члена, снова поднимается выше.

Член жарко пульсирует и сочится смазкой, и, не выдержав, я тянусь к нему сам, но Син перехватывает мою руку и возвращает ладонь на стену. Ну и ладно, тогда я прижимаюсь вперёд, к кафельной стене, потираюсь слегка: головка, влажная и пульсирующая жаром, елозит по прохладной плитке, и от этого контраста – мурашки между лопаток.

А сзади прижимается Син, одновременно горячий и скользкий от геля, и его член, только разок проехавшийся по моей заднице, на следующем движении ныряет между бёдер. Если к этому добавить обнявшие меня крепкие руки, цитрусовый запах и тяжёлое дыхание над ухом, то получается очень странный коктейль, перегружающий мои органы чувств настолько, что думать невозможно.

От ощущения, как ручейки горячей воды щекочут кожу в паху, я закусываю губы: «Давай уже…». Ну, а Сина дважды просить не надо – он чуть отодвигается, проводит скользким членом между ягодиц и нажимает. Выдохнуть. И расслабиться. Вдох. Выдох. Уж что-что, а расслабляться я приучен – в драке это делаешь интуитивно, чтобы не порвать связки от банального падения, но сознательно получается даже лучше. Конечно, если бы Син начинал хотя бы с пальцев, было бы проще, но это уж не с его когтями. Ладно, если не торопиться – так тоже нормально.