Afigo Baltasar - Незаконные похождения Max'a и Дамы в розовых очках. Книга 1

– Непременно передам! – вычурно любезно отмахнулся от неё пузатый, и тут же, шёпотом обращаясь к угодливым толстушкам, дал распоряжение привязать пациента к креслу как можно крепче.

Только тогда до Макса начало доходить понимание того, где он находится, а главное – в какой роли выпала ему честь участвовать в сей сцене. Max запаниковал, и попытался освободиться от навязчиво прилипшего к нему кресла с подлокотниками; но было уже поздно – тело его крепко вжилось в предмет медицинского оборудования. Макс дернулся вперёд, и грудь его стянуло кольцом мягкой, но крепкой, брезентовой материи, насильно удержавшей тело на месте. Тогда он попробовал выпрямить ноги, но и они оказались в прочных мягких колодках. Следом Макс попытался шевельнуть руками и, ощутив, что и локти уже томятся в мягком плену, наконец-то опустил голову вниз, чтобы разглядеть свою закабаленную плоть. Велико же было удивление Макса, когда он увидел свои руки: крепко привязанные к подлокотникам, руки его оказались совершенно чужими – огромными мускулистыми маховиками шоколадного цвета.

– Я же негр! – в шоке воскликнул Max на английском, и только сейчас вспомнил, что вся, слышимая им только что речь, велась участниками сцены именно на английском языке.

– Нигер?! Зачем же Вы так коверкаете под смысл этой ситуации, мистер Льюис? Никто здесь, никоим образом не намеревался задеть или, не дай бог, оскорбить Ваши национальные чувства! Вы же прекрасно осознаёте, что находитесь в исправительном учреждении, не как жертва расового или ещё какого-либо произвола, а как гражданин нашего Государства, грубо преступивший Закон, как человек, нарушивший моральные нормы общества – как убийца, как разбойник, как бандит и прелюбодей, мистер Льюис! – отчитал негра-Макса, за высказанную им реплику, пузатый начальник лечебницы.

На эти слова пузатого Максу совершенно нечего было и возразить и ответить, поскольку он не только не знал, как оспаривать своё положение, но, тем более – даже не понимал, что вообще с ним происходит в данный момент.

– Скорее делайте укол Вассермана и приступайте к наблюдению! – поторопил своих подопечных пузатый, хлопая себя ладонью по запястью, опоясанному золотыми часами, украшенными драгоценными каменьями.

Макс уж было заартачился, но, не имея никакой возможности как-либо сопротивляться, сдался, под напором хлынувшего в его афроамериканскую руку культуриста, через тонкую иглу, очередного за сегодняшний день медицинского препарата.

Прошло несколько секунд, и Макса вновь посетила метаморфоза сознания, на сей раз выразившаяся в неимоверно обострившемся восприятии образов, запахов, а более всего – звуков. Такие незаметные в повседневности звуки, как тиканье часов, дыхание окружающих людей, и даже собственное сердцебиение, сделались для Макса не только ощутимыми, но даже болезненно громкими.

– Как вы слышите меня, мистер Льюис? – шёпотом обратился к Максу начальник лечебницы, в момент сохраняемой окружающими паузы торжественной тишины, и Макса буквально пробрало насквозь жгучим болезненным ознобом, от шелеста каждого, произнесённого пузатым слова.

– Отпустите меня, пожалуйста! – тихонько и жалобно попросился Max, чувствуя, что каждая секунда пребывания в этом сверх восприимчивом состоянии даётся ему с великими муками.

– Отпустить вас, мистер Льюис? Вы просите о неосуществимом! Вы хотите, чтобы мы, пренебрегши вынесенным в отношении Вас приговором суда штата, пошли на поводу у Вашей прихоти, выражаемой нежеланием испытать предписанную лечебно-исправительную процедуру и, тем самым, нарушили Закон?… Нет, мистер Льюис, а правильнее говоря – пациент номер 4223… нет! Помните, что с момента Вашего задержания, Вы попали в руки Правосудия, Правосудия, которое осуществится неминуемо – от лица народа и Бога! – торжественно обвинил Макса пузатый, нарочито громким, публичным гласом, чем поверг обострённые в чувствительности нервы афроамериканского тела на неописуемую пытку. Макса буквально разорвало изнутри от адской, протестующей насилию над организмом и психикой боли. Сам, против своей воли, он громко застонал, позволяя своему афроамериканскому организму компенсировать страдания через стоны.

– Ах, ну что ж?! Я вижу, наш подопечный 4223 уже в порядке, и готов принимать процедуру лечения в полном объеме! – обрадовался стонам Макса пузатый и, в окружении свиты персонала, вальяжно протянул руку к мигающему дисплеями, с отраженными на них многочисленными эквалайзерами, прибору.

С бескомпромиссной резкостью пузатый вдавил несколько кнопок на пульте, и из динамиков, расположенных за спиною у Макса, полилась задушевная мелодия, некоего классического произведения, исполняемого на традиционных концертных инструментах. Первой партией шла флейта, в сопровождении приглушённого перестука барабанов. И чёрное тело Макса, услышав это, выпрямилось, выпрямилось от потянувшего его голову вверх высокого, нудно-морализирующего, нагоняющего оглушающую тоску звука, звука, поползшего по позвоночнику эдакой ядовитой змеёй ноющей боли, змеёй, добравшейся до верхушки головы и укусившей, выпустив смертельный яд в виде острой мигрени. Барабаны, вместе с тем, заработали снизу, заставляя бедра и низ живота содрогаться в исступлённых конвульсиях, словно от воздействия переменных ударов высокоамперного тока.

– Как Вы себя чувствуете, пациент?! – радостно заорал в самое ухо Макса пузатый, добавив в симфонию пыточных звуков музыкальной композиции вокальную партию своего приторного голоса.

– Он в порядке! Явно идет на поправку! – торжественным шёпотом расшевелила другое ухо Макса полная женщина в белом халате, склонившаяся над креслом, будто что-то поправляя и заглядывая юноше прямо в глаза. Взгляд этой женщины был столь многообещающе жесток, что Max содрогнулся еще сильнее, испугавшись возможности дальнейшего общения с этой особой.

– Ну, что ж?! Вот и славно! В таком случае, оставляю номер 4223 на ваше попечение, миссис Хук! – окончательно развеселился начальник лечебницы и, похлопав чёрное тело Макса по плечу, шумно зашагал к выходу, уводя за собою шлейфом нескольких полных женщин в белых халатах.

И лишь возле самого выхода пузатый приостановился, чтобы вновь парировать, преследующую его своей назойливостью, стройную и высокую женщину, уже вступившую с ним в конфронтацию прежде, и державшуюся всё это время поодаль, парировал фразой о том, что делает своё дело с должной ответственностью, как профессионал и как компетентное лицо, вопреки её сомнениям в том, что в эксперименте не нарушены нормы необходимого воздействия на психику и нервную систему пациента.