Виктор Граф - Я жил в стране, где секса не было. Невыдуманная история жизни. Часть I

Наступала осень. Листья на деревьях начинали желтеть и тихонько опадать. В садике двора, где любили сидеть старушки нашего дома, вместо сплошного зеленого стали появляться другие яркие цвета осени. Было еще довольно тепло, и чередуясь с пасмурными дождливыми деньками, выдавались солнечные дни. Начиналось бабье лето, и заканчивалось наше мужское, беззаботное.

Наступил торжественный день 1-го сентября, для кого-то торжественный, для меня тревожный. Я пошел с мамой в школу, было одновременно и любопытно, и боязно. Зайдя в школьный двор, я еще больше напрягся, столько там было народа. Нас построили на торжественную линейку. Все ученики были одеты в одинаковую школьную форму, строго, нарядно, аккуратно, все чинно, благородно. Мальчишки-первоклашки подстрижены под модель чубчик, это когда всю голову брили, и только впереди, оставляли небольшой чуб, наверное, для того, чтобы за него можно было таскать непослушных. А вот девчонки, те щеголяли в форме с белыми передниками и с бантами на головах. Первый урок, волнительный. Знакомство с учительницей, с ребятами. Нас попросили что-нибудь нарисовать, я естественно, выдал шедевр, изобразив автофургон с водителем и надписью на борту: «ХЛЕП», видимо в памяти засели очереди за хлебом и сахаром. Меня приняли за Хлебникова, а в классе, действительно, был мальчик с такой фамилией, но я опроверг это нелепое предположение, с гордостью назвав свою настоящую фамилию.

Знакомство закончилось, начались ученические будни. Школа – дом, дом – школа, чистописание, правописание, домашнее задание, на «побегать на улице» оставалось совсем мало времени. Но даже это малое время я старался использовать с максимальной пользой. Рядом с нашим домом находилось строительное училище, и было бы несерьезно нам, мальчишкам, не лазить на территорию, полакомиться кислыми ягодами барбарисками, которые росли вдоль дорожек, как кустарниковые изгороди. А уж не забраться на учебный строительный кран, полюбоваться окрестностями, чтобы потом, успешно и безболезненно, удрать от сторожа, никак нельзя было. Это же сколько волнения, совмещенного с весельем, испытываешь, когда убегаешь от дядьки, который гонится за тобой с прутиком, кричащий, что отхлещет тебя, как сидорову козу, а сам почему-то улыбается, и прихрамывает. Это в рабочие дни, по вечерам, а по воскресениям, если мы не ездили по гостям, я околачивался около гаража главного инженера завода, где работал отец. Он и его начальник иногда ремонтировали автомашину «Волга» каким-то странным инструментом, издающим стеклянный звон. Хотя и были они из разных подъездов, но, несмотря на это, они были друзьями. На этом автомобиле мы изредка ездили за грибами, а однажды мы поехали в лес с директором завода на его американском фронтовом вездеходе марки «Додж». Очень она меня тогда впечатлила, машина эта, большая такая, серьезная, жаль, что удалось прокатиться на ней всего лишь раз. Мне так хотелось научиться водить машину, но для этого нужно было расти и хорошо учиться, что я и делал.

В школу мне приходилось ходить через широкую дорогу, да еще обходить половину школьной территории, это далеко. И я решил найти путь короче, и нашел, через забор, правда, путь этот до школы оказался намного длиннее и растянулся на две недели. Мой пытливый ум и неуемная энергия привели к маленькой такой проблеме, я сломал ногу. Я боялся опоздать на урок и, чтобы не терять время, решил перебраться через забор. Подошел к нему, осмотрел: забор как забор, железобетонный, из двух частей. Нижняя сплошная плита была вставлена в пазы между бетонными столбами, на ней покоилась узкая, ажурная. Я перекинул на территорию школы портфель, и сумку со второй обувью, забрался на верхнюю плиту, и тут же почувствовал, что что-то пошло не так. Я начал падать, да не один, а с плитой, на которой сидел. Видимо, от старости или плохой установки верхняя держалась не очень хорошо, но я-то этого не знал, обидно было, я ведь почти перелез. Упали мы одновременно, я на землю, плита на меня. Я не сразу почувствовал боль, и только когда освободил ногу, ощутил, как заныла щиколотка. Стало больно, мне бы домой, но надо было идти в школу, ничего не поделаешь, дисциплина. Прихрамывая, я доплелся до класса, рассказал все учительнице, но почему-то мои слова о больной ноге не вызвали у нее доверия. Скрипя зубами от боли, досидел до конца уроков. Как я допрыгал до дома в семилетнем возрасте, с раздробленной, сильно ноющей распухшей ногой, через широченную улицу, до сих пор не понимаю, но как-то допрыгал.

Ботинок в больнице разрезали, пришлось его выбросить, вместо него мне соорудили тяжелый гипсовый, так и скакал по дому в нем весь больничный срок. Пока ждал, когда на ноге все срастется, времени зря не терял, занимался очень нужными и полезными для себя вещами. Лепил танки Т-34 и самолеты разных моделей из пластилина, глазел на улицу, снова надеясь увидеть что-нибудь интересное, или смотрел телевизор. В общем, провел время с такой пользой, что потом в учебе пришлось догонять. Учеба в первом классе – сложный период, ко всему приходилось привыкать, многому учиться, трудно, так и хотелось, чтобы быстрее закончился учебный год, и наступило время отдыха. Но я понимал, что нужно набраться терпения, и продолжать учение, и только тогда придет облегчение. И оно пришло, учебный год закончился, наступило лето.

Каникулы – это так здорово: в школу идти не надо, такое облегчение. Правда, почти сразу немного огорчил отец, он взял путевку в пионерский лагерь, мне это очень даже не понравилось, он хоть и пионерский, но все же лагерь, но с родителями не поспоришь.

В назначенный день высылаемых в лагеря собрали на площади перед вокзалом, погрузили в автобусы, и повезли на принудительный отдых. Ехали мы долго, сначала городом, потом извилистой лесной дорогой. Теплый ветер, врывающийся через открытые окна, трепал немного выросшие за зиму волосы, и доносил до нас какие-то крики, немного похожие на пение, из передних автобусов, везших детей постарше. Нас подвезли к воротам огороженной территории, была она большой, на 11 отрядов. Место красивое, на опушке леса, но меня это не очень радовало. Мне было всего семь лет, но у меня уже вызывали внутренний протест забор, контрольно-пропускной пункт и распорядок дня. Но куда деваться? Работники связи и транспорта ссылали своих детей на некоторое время в пионерлагерь «40 лет Октября», наверное, чтобы отдохнуть от своих чад. А рядом, за забором, томились ссыльные дети работников завода РТИ, а еще дальше – детишки работников аэропорта. Наш лагерь был самый лучший, но все равно он мне не нравился.

На одном из построений я потерял сознание. То ли оттого, что меня ограничивали в свободе, то ли от яркого, жаркого солнца я упал в обморок на глазах у всех, и наверное еще и поэтому, невзлюбил это учреждение. А, казалось бы, еда отменная, распорядок дня шел на пользу, ребятня набирала вес. Всякие разные кружки по интересам, помогали увлеченным организовывать свой досуг, каждый вечер кино или танцы, вроде бы интересно, но все равно меня тянуло за забор, на волю. Мальчишки наши нашли пролаз на задворках лагеря, рядом с длинными рядами умывальников и туалетов, и мы иногда убегали в самоволку. Бегали на берег Казанки, речки не широкой, но с быстрым течением и очень холодной водой, из-за бьющих из-под земли родников. Играли в «войнушку» с пистолетами, сделанными из сухих коряжек в зарослях кукурузы, казалось, растущей повсюду, срывали недозревшие плоды, используя их в качестве гранат, лазили на черемуху за ягодами, пытались поймать ужей, в общем, полноценно отдыхали. И хорошо, что ни разу не попались пионервожатым, а то бы здорово нам досталось. Тем более, наша вожатая была очень строгой и сильно на нас обиженной, за то, что мы случайно увидели ее раздетой в душе, с пионервожатым из второго отряда, тоже почему-то полностью обнаженным. Что уж они там делали голые, мы не знали, да нам это и не интересно было, но гнев у них мы вызвали нешуточный.