Глеб Васильев - Секс/Ложь/Джанки

Джанк №15: Моя любовь

Вот встречу я свою любовь, а она посмотрит так мимо или даже сквозь меня. За локти, ладони, плечи хватать придется. Тут смелость нужна, решительность. Ну да ладно, с этим справлюсь.

Посмотрит уже моя любовь теперь на меня и скривится. Чой то это ты не чорноусой? Спросит так, а самой уж скучно, что аж деваться некуда. И неловкость ситуации, конечно, вся на меня. Это же я за локти и так далее. Про гены, хромосомы, рецессивные и доминантные наследования – в молоко всё это и жалко, беспомощно. Да и что я, зверь что ли, любовь свою травить пусть и простейшими, но следствиями. Спрошу так дурашливо – а рыжие что? Не нра?

Ох, и посмотрит любовь моя на меня, как солдатик бритенький на вошку смотрит. Тараканьи штоль? Не, фиии. Я тут же любезно так улыбнусь – вот и нету у меня усов никаких, под корень брею. Лучше же, чем тараканьи?

Окажется, что моей любви со святочных гаданий мужчина чорноусой грезился, без бакенбард, но чтоб с трубой курительной. И что? Зря я четвертый месяц как платок пуховый в кармане ношу? Так получается? Самовар, пряники, сапоги – всё к чертям?

Унижать меня моя любовь станет, словами бранными обзывать. Жестокая такая, спасу нет. И вид делает, что торопится куда-то. Утром и в полдник, а потом мне не спится. Мучает она меня, любовь моя. Я уж и ребятишкам площадку выгульную распишу красочно. И старикам к чаю все баранки поразгрызу да поломаю, чтоб размокали легче. И открытку любви своей с главпочтамта отправлю. А она все смотреть на меня будет, как на абрикоса косолапого. Смотреть будет, как будто впервые видит. Как будто и не видела бы лучше никогда. Как на леденец недососанный, в пыль да волосы уроненный.

Нет, ну не жизнь это. Хотите как хотите, а тут и я не смолчу. Люблю я тебя, скажу, любовь моя. Иди ты в пень, как люблю.

Комментарий №16

Молоток:

«Дисциплина – залог порядка. Так было, так есть и так будет всегда. Не хочешь получить по шляпке – не торчи, будь скромнее. Насилие? О каком насилии вы говорите? Я всего лишь стою на страже порядка. У меня, знаете ли, нет какой-то особенной власти, которой я мог бы злоупотреблять или упиваться. Если я вижу гвоздь, нарушающий порядок, я делаю так, что нарушение устраняется. Какой еще палец? А, вы о том случае, когда я якобы ударил кого-то по пальцу? Это была провокация – с торчащим пальцем, нацепившим на себя шляпку. К тому же, по той шляпке ударил не я, а некто условно похожий на меня. Я же свою работу выполняют аккуратно и в полном соответствии с должностной инструкцией. Возможно, когда-нибудь я смогу пустить свою энергию в творческое русло – построить стул, стол или даже целый дом. Да, я хотел бы сделать что-то такое. Но в настоящий момент от меня требуется устранять нарушения. Число нарушителей не иссякает, а значит думать о переквалификации пока что рано»

Джанк №16: Гвоздь

Краткосрочное отсутствие гвоздя в телевизионной программе королевства привело к падению всего ранее находившегося в стоячем, подвешенном или хоть каком-то более-менее пригодном положении.

Первыми попадали нравы. Они со свистом сыпались с неба, пробивая крыши домов, сминая кузова автомобилей и мозжа головы жителей королевства.

Следом за нравами осыпалась преступность, который год удерживающаяся на стабильном уровне грушевого роста. Тут все, чьи головы не размозжили нравы, чуть было не удивились. Ожидания были в пользу того, что, ободрившись нравственным дождем, преступность, болтающаяся на вытянутых лапках, согнет-таки локотки и взберется повыше. Но вышел парадокс. После того, как все нравы просочились сквозь решетки ливнеприемных колодцев, преступности перестало нравиться что бы то ни было, в том числе она сама. Безвольно разжав пальцы, преступность шмякнулась на землю, где тут же скисла, наполнив королевство запахом кислятины. Тем не менее, удивиться этому толком никто не успел, так как интерес скосило практически одновременно с преступностью.

Дальнейшее не интересовало ровным счетом никого. Поэтому смерть, забыв отнять от своей груди детскую смертность, свалилась в яму, которую до этого с интересом рыла кому-то другому.

Дольше всех продержались идеалы, потому как их и в лучшие времена как бы не было, да уровень жизни, поддерживаемый плечами атлантов, малочисленных, но чрезвычайно состоятельных. Атланты синхронно отвлеклись на пересчет состояния в своих карманах. Оставшись без опоры, уровень жизни рухнул, припечатав хлипкие идеалы, остатки крепостной стены и прочие руины.

Когда гвоздь наконец появился, раскатанное в блин королевство годилось разве что для плевательницы Пастера. Но гвоздь, равнодушный к пенициллину, этой годности не оценил, и потому пошел ко дну, где моментально заржавел.

Комментарий №17

Жилет дорожного рабочего:

«В моя работа цвет очень важный. Частый работать приходится в серый дождик, в серый туман, в серый снежки и еще даже в темный-претемный ночь. Не очень то веселый работать в такие серые и темные-претемные – прямо вот грусть к сердце подбирается. Но как только грусть подбирается, я вспоминаю, какой у меня цвет хорош – яркий и весело. Я от этот цвет радуюсь, сердце тоже сразу веселый встает, а грусть так бегает быстро прочь, как будто и никогда не крадется. Я пою хороший песенки, и работать встает радостно, даже когда на меня горячий гудрон однажды облился, и машина билась, и грузовики бились, и все равно не беда. Напарник только быстро обмениваются один на другой. Вчера один во мне был – в него машина билась, его у дороги обочины закапывали. Сегодня другого привозили, в него ничто не билось еще – так и жизнью живем»

Джанк №17: Оранжевый

Помнишь, как мы бросали апельсины в снег? Это было глупо, но так естественно. Создать нечто неестественное, яркое, выделяющееся из этой черно-белой реальности. Ярко-оранжевые вспышки на фоне ослепляющей белизны.

Мы с тобой не плавали в Красном море, не восторгались коралловыми рифами и его обитателями, наделенными сумасшедшей пестротой окрасок. Создав желтые пустыни, белесые полюса, изумрудные леса, сине горы и бесконечные серые города, творец приберег самые безумные краски для экзотических рыбок, птичек и насекомых. Разбрызгал 32 бита своей палитры по крошечным тельцам.

Мы не боги, мы не обожаемся даже когда остаемся вместе, когда кроме нас во всем мире нет никого и ничего. Мы можем лишь обожать друг друга. И в этом наша безграничная щедрость. Мы отменяем грехи, преступления и наказания. Всё наше – правильно, хорошо, верно. Мы стираем слово «прощение», потому что нам не в чем раскаиваться. В безрассудной щедрости, мы разбрасываем апельсины, оставляем их замерзать в сугробах, налюбовавшись огненными отсветами.