Гедун Чопел - Тибетское искусство любви

Восемь поз перемены ролей по-разному излагаются в двух текстах. Затем Гедун Чопел завершает изложение шестидесяти четырех искусств любви описанием последних восьми поз совокупления, тогда как Ми-пам ограничивается пятьюдесятью шестью искусствами, хотя утверждает, что в его работе освещаются все шестьдесят четыре искусства любви.

На последних двадцати страницах текста Ми-пама рассматриваются темы, связанные с тантрической йогой секса, чего нет в книге Гедуна Чопела. Сюда входят мантры, визуализации и средства, повышающие потенцию и усиливающие наслаждение;

— взгляды; множество поз, в том числе и ассоциирующихся с богами, полубогами, людьми и животными (nagas);

— снадобья, сдерживающие семяизвержение и применяемые в тех случаях, когда не помогают визуализация и медитация. Ми-пам также упоминает о том, что есть тайные мантры, визуализации и средства, используемые на стадии завершения Высшей Йога-Тантры, которые можно узнать только у компетентного ламы. [20]

В конце своего текста Ми-пам указывает среди источников изложение Сурупы сокращенного текста Нагарджуны, которое, по его словам, в свою очередь является сокращенным вариантом «Камашастры», написанной Сва-ра-а-ни. По всей видимости, он использовал текст Сурупы в качестве одного из источников последней части своего труда, которую я вкратце охарактеризовал в этом абзаце.

Как будет подробно рассказано в пятой главе, Гедун Чопел намеренно не включил в свой текст специфически тантрические и поэтому секретные сведения о снадобьях и прочих техниках, предназначенных для высокоразвитых йогинов, даже несмотря на то, что в целом его повествование преподносится в свете тантрического учения о природном уме ясного света. В его намерения входило создание труда об искусстве секса, который, будучи взращенным на тантрической философии, не посягал бы на тайну ритуалов. Он описывает искусства любви так задушевно, красочно и соблазнительно, что его утверждение о превосходстве над Ми-памом действительно не лишено оснований.

Что же касается других тибетских материалов, то Гедун Чопел, очевидно, был знаком с любовной лирикой Далай-ламы VI. Он наверняка был наслышан также о проделках пресловутого Дяди Томпа, [21]к примеру, как тот переоделся монахиней и несколько месяцев пробыл в женском монастыре, в результате чего многие монахини забеременели. Долгое время шалости Дяди Томпа сходят ему с рук, потом его ловят и связывают, но он снова оставляет всех в дураках и сбегает, почти как Братец Кролик.

Гедун Чопел упоминает о том, что «сложные места разъяснял старый брахман». Тем брахманом, вероятно, был ученый, специалист по санскриту, сведущий в индийской эротической литературе; он помогал Гедуну Чопелу разобраться в трудностях, встречавшихся в вышеупомянутых санскритских текстах.

Поскольку Гедун Чопел был монахом, естественно возникает вопрос о том, вступал ли он в интимные связи. В «Трактате о страсти» имеется множество свидетельств тому, что такие связи у него были. В первую очередь в разделе, где обсуждается вопрос существования у женщины регенеративной жидкости, он признается в своей любви к эротике:

« Поскольку мне нравится обсуждать нижнюю часть тела, я спрашивал об этом у многих подруг, но, кроме грозящих мне кулачков и стыдливого смеха, не получил ни одного честного ответа ».

Он говорит о том, что его давнее влечение к женщинам несовместимо с данным им обетом воздержания:

«Я не стыжусь женщин и верю им. В прошлом я и вправду был негоден для обетов, уподобляясь тому, кто сдерживает зло, отрекаясь от добра, но в последнее время здесь (в Индии) пресечены самые недра (т. е. даже остатки) обмана».

Он намекает на то, что раньше, соблюдая монашеские обеты, он занимался самообманом, который прекратился, когда, приехав в Индию, он от них отказался.

С большей откровенностью он говорит о том, что, благодаря его познаниям в области секса, его удел — написать книгу на эту тему для тибетцев:

«Рыба, плавающая в воде, хорошо знакома с водой. Лучше всего знаешь то, что сам испытал. Памятуя об этом, я вложил много труда В этот трактат — свой удел».

После подробного рассказа о сексуальных пристрастиях индианок он заявляет, что вступал в половые сношения с женщинами из двух тибетских провинций — Кхам и Дзанг. Так как, по его словам, он не изучил на собственном опыте особенности жительниц трех других областей Тибета, он не вправе подробно описывать нравы тибетских женщин:

«Женскую природу следует рассматривать также применительно к стране Тибет, но поскольку я не знал иных, кроме женщин из Кхам и Дзанг, мои познания в этом ограниченны. Жительницы Кхам мягкотелы и чрезвычайно ласковы. Жительницы Дзанг опытны в технике; они умело движутся, находясь под мужчиной.

Этот небольшой очерк о женщинах Тибета имеет целью призвать другие пылкие натуры к осуществлению этой задачи. Опытный старик, познавший мир, может дополнить это повествование описанием манеры возлежания, движений и прочих свойств жительниц Амдо, Кхам, Центрального Тибета, Дзанг и Нга-ри».

Итак, с его слов мы знаем, что он был близок с женщинами из юго-восточной провинции Кхам и западной провинции Дзанг. Поскольку работа над книгой была закончена в Индии в 1938 году, остается только предполагать, в какой стране имели место эти связи — в Тибете или в Индии, где эти женщины проживали или путешествовали.

Гедун Чопел находился в интимных отношениях и с индианками. Он вспоминает «девицу из Кашмира», которая давала ему «нагие наставления на практике». Термин «нагие наставления» обычно используется в религиозном контексте для обозначения вида проповеди, в которой «объясняется не только буквальное значение слов текста, но и то, на что они, собственно, указывают». Гедун Чопел остроумно использует этот религиозный термин, описывая, как девушка обучала его сексуальным практикам. Этот каламбур свидетельствует о его веселом нраве, а также отражает особенности культурной традиции, в которой религия соприкасается с сексом.

Кроме того, намекая на свои глубокие познания в области секса, Гедун Чопел использует выражения, как правило характерные лишь для религиозных текстов:

«Трактат о страсти» был написан Гедуном Чопелом, который дошел до дальнего края наших собственных (буддийских) и других (небуддийских) тем познания, подобных океану, и устранил заблуждения относительно полового влечения посредством видения, слышания и жизненного опыта».

Он повторяет религиозное клише о достижении дальнего края океана буддийских и небуддийских областей познания, но меняет стандартный религиозный процесс устранения неведения через слушание, размышления и медитацию на устранение ложных представлений о сексуальном желании посредством «видения, слышания и жизненного опыта». Использование словаря, строго ограниченного священной сферой, в пособии по искусству секса одновременно забавляет и шокирует. Как и многие его поступки, эти стилистические вольности наводят на мысль о его неверии в буддизм, но в действительности это насмешка над искусственным барьером, возведенным между религией и светской жизнью.