Tiamat - Гилморн

«Потому что ты любовник Норта Морадана, а я никогда бы не смог изгнать из памяти ничего, что связано с ним. Воспоминания о нем не выжечь даже каленым железом. Ничто не заставит меня забыть, как он обошелся со мной. Как он уничтожил меня, превратил в похотливую распутную тварь… О Эру… Я по-прежнему его хочу!»

— Гил, хватит уже изображать нежелание каждый раз, когда я тащу тебя в постель. Ты ведь хочешь меня, я это знаю.

— Разве не таковы правила игры? — сказал Гилморн холодно, не поднимая глаз. — Я раб, ты мой господин. Я должен думать об удовольствии хозяина, а не о своем.

— Правила игры можно изменить. Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле. Я приказываю, — Норт взял его за подбородок, заставляя встретиться с собой взглядом.

Сказать правду было нелегко, но зеленые глаза Норта словно гипнотизировали его, заставляя говорить против воли.

— Я… — Гилморн облизал внезапно пересохшие губы и хрипло выговорил: — Что ты сделал со мной? Я хочу этого все время. Я хочу тебя. Желание такое сильное, что причиняет мне боль, и я ненавижу себя за это, за то, что все время думаю о сексе, все время хочу тебя. Ночами, когда я лежу без сна в твоей постели рядом с тобой спящим. Днями, когда я жду твоего возвращения с крепостных стен. Все время, каждую минуту, даже сейчас.

— Так попроси меня, — голос Норта прозвучал непривычно мягко.

— Как? Сказать: пожалуйста, возьми меня, мой господин — как в бездарных любовных романах из твоей библиотеки?

— Необязательно просить словами. Есть еще прикосновения, взгляды, жесты… Будь на твоем месте девица моей расы, она бы живо выучилась, как вить из меня веревки одним взмахом ресниц. Соблазнить человека — наука нехитрая. Попробуй научиться получать то, что ты хочешь.

— Ты в любой момент можешь разложить меня по кровати и трахнуть, да еще заставить наслаждаться этим, но тебе все мало. Ты желаешь, чтобы я еще и завлекал тебя, как продажная женщина, — сказал горько Гилморн и отвернулся. — Этого никогда не будет.

Смертный провел ладонью по его обнаженному колену, по внутренней стороне бедра.

— Я могу ждать до тех пор, пока ты не попросишь, мой сладенький эльфенок, — промурлыкал он.

— Тебе придется ждать долго, — сказал Гилморн почти грубо, стараясь не поддаваться той волне желания, которая зарождалась в его теле каждый раз в ответ на прикосновения Норта. — А до конца назначенного тобой срока осталось пять дней…

— Я помню. Но я обещал отпустить только твоих сородичей. Не тебя.

Пальцы человека сжались, до боли стискивая нежную кожу эльфа в красноречивом жесте: «Ты мой!»

— Можно изменить правила игры, но правда останется прежней, — Гилморн снял с себя его руку и отодвинулся. — Я у тебя в плену и не забываю об этом ни на секунду. Ты мой враг, Норт Морадан. Ты служишь владыке Мордора, Темному властелину. Сколько… сколько эльдар ты убил в бою своей рукой? — спросил он, чувствуя, как противный холодок поднимается по позвоночнику.

— Много, — лаконично ответил Норт, не отводя взгляда.

— Ты зверь… чудовище… ты даже не стыдишься этого… — прошептал Гилморн, как завороженный глядя в изумрудную глубину его глаз.

— А ты ждешь, что я стану оправдываться за то, что я есть? — человек коротко рассмеялся. — Мне нечего стыдиться. Это война. Сколько эльдар с удовольствием убили бы меня своей рукой?

— Ты сам выбрал эту сторону, тебя никто не принуждал. А нам приходится воевать, потому что вы приходите на нашу землю, убиваете и угоняете в плен наших братьев.

— Когда мне не дают то, что я хочу, я прихожу и беру это силой. А ваша земля — Валинор, что же вам там не сиделось?

— Я не собираюсь читать тебе лекции по истории эльдар, но… — начал Гилморн.

— Довольно! — резко сказал Норт. — Я не хочу украшать твое прелестное личико синяками, но если ты будешь продолжать, мне придется это сделать.

— Потому что у тебя нет других аргументов? — с вызовом произнес Гилморн.

— Зачем ты дразнишь меня, Гил? — человек больно сжал его запястье. — Пытаешься заглушить зов плоти? Или спровоцировать меня на очередной грубый трах, который ты так любишь?

— Не меряй всех по себе, — тон Гилморна опасно приближался к наглому. — Если ты все время думаешь только о сексе, это не значит, что остальные поступают так же.

— И о чем же думает мой сладкий красавчик-эльф, кроме секса?

— О том, что для Темного ничего не стоит обмануть меня и нарушить слово. Ты убиваешь без угрызений совести, мучаешь и унижаешь пленников, что для тебя жизни моих родичей…

— Ты твердо решился вывести меня из себя? — лишь неестественное спокойствие голоса Норта выдавало клокотавшую в нем ярость.

— Ты мог бы отпустить их прямо сейчас, Норт! — торопливо сказал Гилморн, поняв, что зашел уже слишком далеко. — Докажи, что в тебе осталось сострадание и милосердие!

— Нет, — отрезал человек. — Уговор есть уговор. А вы, эльфы, вообще умеете просить ?

В эту минуту Гилморн его ненавидел. Почему Норт не хочет дать ему ни малейшей возможности примириться со своим пленом, иллюзии, что с этим суровым человеком можно оставаться добровольно… хотеть его…

— Тебя я ни о чем просить не собираюсь! — выкрикнул он с отчаянием и злостью, уже почти чувствуя ту тяжелую пощечину, которая последует за его вспышкой.

Однако Норт его не ударил. Тыльной стороной руки он легко коснулся щеки эльфа, и мрачный пугающий огонь потух в его глазах.

— Хотел бы я встретиться с тобой при других обстоятельствах, — вздохнул он.

— При других обстоятельствах ты никогда бы не смог меня получить, — не удержался от шпильки Гилморн, хотя внутри у него все замирало от ужаса перед собственной смелостью.

— О да. При вашем ханжеском отношении к сексу соблазнить эльфа — задача почти непосильная. Желаю тебе когда-нибудь испробовать это на собственной шкуре, — с досадой сказал Норт, встал и вышел, оставив Гилморна одного.

Тянулись часы, а Гилморн никак не мог перестать думать об этом разговоре. Он не мог понять ни себя самого, ни Норта, но при мысли, что ему удалось заставить человека сбросить маску обычной невозмутимости, эльф чувствовал странное удовлетворение.

Он грезил с открытыми глазами, растянувшись на постели, не замечая, что бездумно поглаживает сам себя — живот, плечи, бедра. Норт был как лесной пожар, появляясь, он зажигал вокруг себя все, а уходя, оставлял за собой тлеющие угли. Гилморн никогда не думал, что у него язык повернется сказать, что он хочет Норта — однако это произошло, и Арда не перевернулась.

Признание своих недостатков — первый шаг в их искоренении. По всему выходило, что в его природе изначально была заложена какая-то неправильность, искажение, которое делало его непохожим на всех эльдар. Подвластным вожделению, голосу плоти, влечению к чувственным удовольствиям. Было ли это зло? Возможно. Мог ли он с этим бороться? Он пытался, но потерпел неудачу. Значит ли это, что червоточина разъест его душу, как гниль разъедает плод, и предаст его тьме? Нет, если он будет сопротивляться. Если постарается обратить свои недостатки во благо. Если его порочную натуру уже не исправить, нужно заставить ее служить добру. Он мог бы многого добиться от Норта… освобождения пленников, улучшения их условий… он мог бы смягчить сердце сурового вражеского военачальника… узнать секреты Мордора… Может быть, ему это зачтется на суде Намо. Может быть, так он искупит свой позор.