Игорь Куберский - Америка-Ночки

Я быстро надел кроссовки, а Крис, внимательно посмотрев на меня, сказала:

– Наденьте свитер, сейчас свежо.

– Надо дать ему ключи от дома, – сказал Фрэнк, явно переоценивая мою разворотливость.

– Зачем, я ненадолго, – сказал я.

– Хорошо. Постучите в дверь – я еще буду читать, – сказала Крис.

Одна Каролина не сказала ничего.

Снаружи было темно, прохладно и абсолютно безлюдно. Я оглянулся и понял, что не знаю, где дом Бесси. Все дома напротив были одинаковы. Входная дверь, окно и глухие ворота гаражей. Никто не зажигал на ночь свет у своего крыльца, как у нас в Пасадене, и от этого дома выглядели негостеприимно. Мне показалось, что я снова в спортклубе – нелепый, зависимый, никому не нужный. Оставалось только глупо вернуться.

Но тут одна из дверей напротив беззвучно отворилась, пролив на асфальт размытое пятно света из дальних комнат, и на пороге возникла знакомая фигурка Бесси в куртке. На поводке у нее семенила мелкая собачонка.

Сердце мое повисло в невесомости – как будто из-под него разом выдернули понурый куль бытия. Верный признак любовной интриги. Разве что совершенно непредсказуемой.

– Кто это? – сказал я, подходя.

– Ее зовут Сюзи, – протянула Бесси, сложив губы трубочкой.

Сюзи, йоркширский терьер, точная копия своей хозяйки, бросилась ко мне как к старому другу, забила хвостом, заприседала, не в силах решить, что лучше – вспрыгнуть на руки или опрокинуться на спину для ласки.

– Бесстыдница, – сказала Бесси, – нельзя так сразу признаваться в любви.

– Где мы будем гулять? – спросил я.

– Там, – махнула Бесси рукой.

Мы вышли к магистрали и медленно пошли по тротуару. Вокруг не было ни души – только машины стремительно прорезали тьму в двух направлениях, на мгновение выхватывая из нее нас двоих да собачку Сюзи, которая никак не могла решить, с какой стороны ей лучше бежать, и связывала нам ноги петлей поводка.

– Ну, рассказывай, – сказала Бесси.

– Что? – спросил я, полагая, что ей прежде всего интересен мой семейный статус.

– Все-все. Про себя, про Россию. Ты кто, чем занимаешься?

– Я журналист, – уверенно сказал я. – Собираю материал для книги об Америке.

– О! – с уважением протянула Бесси. Интересно, что бы она сказала, знай, что я получаю сто долларов в месяц.

– А про Россию, – помедлил я, – про Россию мне сейчас не хочется говорить. Потому что коротко не получится.

– О’ кей, – сказала Бесси. – В следующий раз – но обязательно. Ты мне обещаешь?

Она спрашивала, встретимся ли мы снова.

– Конечно, – сказал я.

Сюзи снова опутала нас поводком, и я, решившись, положил руку на плечо Бесси.

– О, так хорошо, – отозвалась Бесси. – Тепло...

Тогда я обнял ее уверенней и Сюзи, похоже, наконец успокоившись, потрусила впереди нас по прямой.

– У меня такое чувство, – сказала Бесси, – будто мы давно знакомы.

– У меня тоже, – сказал я.

– Ты женат?

– Холост, – сказал я.

– А у меня взрослый сын. Ему двадцать.

– Не может быть! – искренне изумился я, попутно радуясь тому, что муж не был упомянут.

– Да, совсем взрослый. Сын у меня – что надо.

По-английски это прозвучало: «A great son».

Ее плечо, которое я как бы согревал, было послушно мне, и я почувствовал, что если попытаюсь ее поцеловать, она меня не оттолкнет. Но еще я почувствовал, что делать этого не стоит. Во всяком случае – сейчас.

Мы вернулись к ее дому, и в сердце у меня возникла пустота. Я знал, что через несколько минут оно заполнится ожиданием. Чего?

Того.

– Подержи Сюзи, я открою ворота, – сказала Бесси.

Ворота открылись, вернее поднялись, как козырек. В гараже зажглась лампа, осветив огромную округлую супермашину, розового, как мне показалось, цвета.

– Это твоя?

Бесси горделиво кивнула. Для того, видимо, мы и оказались здесь. За машиной, перед дверью в комнаты стоял очень старый бульдог серой в яблоках масти и пытался зарычать. Горло его булькало.

– Не бойся, он не кусается, – сказала Бесси. – Это Спайк. Он очень старый и слепой.

При звуке голоса Бесси, Спайк склонил набок голову, как бы обдумывая услышанное. Он был похож на Луи Армстронга и Диззи Гиллеспи, когда тот дует в свою загнутую кверху трубу.

– Ну, все? – вопросительно посмотрела на меня Бесси. – Сегодня я одна. У сына ночная работа, – она выглядела беззащитной. И, пожалуй, она хотела, чтобы я остался с ней. Но это было невозможно. Меня ждали, чтобы открыть входную дверь.

Я осторожно привлек Бесси к себе. Спайк и Сюзи молча стояли поодаль. Похоже, одобряли происходящее.

– Как хорошо с тобой, – сказала Бесси. – Тихо... спокойно...

– Мне тоже, – сказал я, чувствуя каждым нервом, что меня ждут в доме напротив.

– Мне пора, – сказал я. – До завтра.

Бесси послушно кивнула. Я осторожно прикоснулся губами к ее щеке – так целуют ребенка – и шагнул в темноту.

Прошло полчаса, приличествующих ситуации полчаса, после которых каждая следующая минута работала бы против меня.

Дверь открыла Крис. Остальные уже спали. Но она не поспешила в спальню к Франку – вернулась в удобное кресло, из которого ее вызволил мой тихий стук в дверь, и снова взялась за книгу. Впрочем, тут же отложила ее, тепло посмотрела на меня:

– Так какие у вас планы на эти дни?

Похоже, здесь меня принимали всерьез.

Я улыбнулся:

– Какие у меня планы... Мне все интересно.

– Хотите, я покажу вам завтра банк, где я работаю?

– Это было бы замечательно, – сказал я, чтобы вернуть потерянные очки, если я их действительно потерял.

– Тогда мы проведем завтрашний день вместе, – сказала Крис. – А сейчас можете отдыхать. Я положила вам два полотенца. Не обращайте на меня внимания – я люблю читать допоздна.

Мне хотелось остаться с ней, но я кивнул, пожелал спокойной ночи и пошел к себе. Постель была разобрана чьей-то заботливой рукой, уголок простыни гостеприимно отогнут, приглашая ко сну, и на атласе одеяла лежала ментоловая конфетка.

Ночью я проснулся от тонкого голоска – будто кто-то тихо плакал за стенкой в ванной. Я перевернулся на другой бок – кровать подо мной уркнула пружинами, и плач затих. Возможно, он мне приснился. Или меня, как уже бывало, разбудил собственный голос. Или это скулила заблудшая собачонка.

Утром мы неслышно летели над полотном шоссе в огромном серебристом «линкольне» – Крис и я. Я украдкой вглядывался в ее чистый профиль, но ничего не мог вычислить плюс к тому, что уже знал. Подбородок у нее был легче, чем у Бесси, и не выдавал плотских желаний, линия сомкнутых губ нежна, но строга – как у человека, привыкшего контролировать свои чувства. Я абсолютно не представлял себе, что у нее на уме. Скорее то, о чем она в этот момент говорила.

Говорила же она о своей религии – о том, что пришла к ней слишком поздно, всего лет пять назад, но только с тех пор и начала жить, а до того как бы блуждала в потемках. Говорила, что мы рождаемся свободными, но нас вынуждают приспосабливаться к тому, что было до нас. Оттого мы и страдаем. Чужое прошлое давит на нас и лишает крыльев. С детства нас начинают затачивать в клетку прошлого. Огромную роль в этом играет и традиционная церковь, которая вместо того чтобы духовно раскрепостить человека, закрепощает его, спекулируя на его грехах. Бог всех христиан превратился в надсмотрщика с кнутом.