Эдуард Лимонов - Девочка-зверь

1979 год навсегда останется для меня годом наилучших в моей жизни кроватей. Я сделался, сменив подружку экономки, экономом тоже миллионерского дома... в Нью-Йорке на берегу Ист-Ривер. Не только в моей экономской спальне стояли ДВЕ кровати!, но я мог также использовать любую из кроватей трех гостевых комнат, или даже, для совокупления с особо ценимыми мною женщинами, великолепную "мастэр-бэд" - хозяйскую кровать. Черная горничная Ольга перестилала постели в доме, в том числе и мою (я ведь был ее начальником). Вечно свежее белье, чистота и комфорт постелей миллионерского дома... о, никогда, ни до, ни после, у меня не было такой великолепной постельной жизни! Отворив оплетенное плющом окно в моей спальне, я мог видеть Ист-Ривер с проходящими по ней пароходами, В саду под окном весною цвела магнолия. А со старого дерева свисали качели!

Я сбежал из хорошей жизни. 21 мая 1980 года до шести часов вечера я еще работал экономом, но в восемь (не забыв присесть на постель - старое русское суеверие), взяв в руки пару чемоданов, я уехал в Кеннеди-аэропорт. Перелетев Атлантику (в кресле первого класса полулежала актриса Настасья Кински), первую ночь в Париже я спал в 14-м аррондисманте, на узкой кровати мальчика-подростка, под афишей, изображающей Гольдрака.

В первой моей парижской студии на рю дэз Аршив, угол рю Рамбуто, я обнаружил два ложа: кровать-конвэртабл и матрас на ножках. Последний затхло пованивал мочой, посему я вскоре втайне от хозяйки ликвидировал его. На конвэртабл побывало большое количество нагих женщин, так как я старался поскорее утвердить свое мужское достоинство.

Осенью я уже жил в Лондоне на Челеи Майнор Стрит (где-то рядом жил Мик Джаггер) и спал вместе с известной актрисой в, кровати на антресоли. Проехав с лекциями по территории Великой Британии, я попробовал кровати студенческих дорматориев и жилища профессоров.

Состоя около года в связи с женщиной с приставкой "дэ", я спал время время от времени в сложной дизайнеровской постели этой дамы. В единственном экземпляре исполненное сооружение это напоминало машину для разрезания длинных досок.

Весной 1981-го, в Лос-Анджелесе, будучи гостем интернациональной литературной конференции, я впервые попал на четыре ночи в отель "Хилтон", Кровать "Хилтона" оставила меня равнодушным,

Летом я жил в городке Пасифик Гроу с девушкой Бетой и спал в самой религиозной кровати моей жизни. В изголовье кровати лежали три библии! Согласно учению трех библий некоторые позы "лав-мэйкинг" были мне запрещены.

В парижской квартире на рю дэз Экуфф ( в сердце еврейского квартала) у меня была спальня со старой кроватью, каковая по рассказам хозяйки была вывезена из Бельгийского Конго. В гостиной имелась многослойная, как пирожное "миль фой", тахта. Taxта служила постелью гостям и ложем дебошей. Через кровати на рю дэз Экуфф успело пройти большое количество девушек (иногда по две сразу), пока я, совершенно неожиданно для я себя самого, не остепенился. Случилось это в декабре 1982 года. Я привез из Калифорнии девушку Наташу Медведеву и стал делить постель с ней. Делили мы ее варварски и неорганизованно. Девушка устроилась петь в ночное кабаре и появлялась в постели не ранее 3-х часов утра.

В дополнение к основным двум постелям мне случалось спать: во внутренностях фермы в Нормандии, на кушетке рыбачьего домика в Бретани, на студии на крыше министерства внутренних дел в Мюнхене, в трехкомнатной квартире для наезжающих профессоров в Стенфорде (Соед. Штаты), в деревянном доме в Итаке, штат Нью-Йорк, в сарае, полном мышей, в штате Коннектикут, в квартире на 101-й Стрит и Бродвее, на 93-й и Бродвее, в отеле "Меридиан" в Ницце, в венецианском отеле "Конкордия"... Я считаю разумным остановиться здесь, ибо перечень грозит затянуться.

Лишь в 1985 году я приобрел мою первую французскую кровать, точнее два французских матраса. Не намеренно, но случайно. Для того чтобы перебраться в квартиру в 15-м appодисманте, я вынужден был купить за 10 тысяч франков мебель. Матрасы входили в "мебель". Женщина, продавшая мне матрасы, в тот же день вылетела в Канаду. И через сутки былa арестована американской полицией на границе Соединенных Штатов. Судима и посажена в тюрьму. Сидит. Не за то. что npодала мне мебель, но за продажу другим "драгс". Я до сих пор сплю на одном из "ее" матрасов. В нем образовалась слабо выраженная ямка.

Всякому хочется знать, каким будет его последнее ложе. Парижские ли плиты, воды ли Ганга, красного дерева богатая постель? Мне тоже хочется знать. В сентябре 1987 года мне проломили голову в баре. Очнувшись я обнаружил , что лежу на спине на холодной кушетке, покрытой клеенкой, и некто с голыми по локоть руками, с ореолом света над ним, копается у меня в голове. Я подумал было, что это Бог, но он заговорил по-французски и я понял, что это доктор.

(Продолжение следует. Когда-нибудь).

ПАРИЖ , - 1981

Он обедал со стариком. Ему было очень не по себе в моменты, когда ему приходилось смотреть прямо в серо-бурое, пообносившееся лицо старика, и потому он был счастлив, когда в "Ла Куполь" метр-д-отель посадил их не напротив, но рядом.

Старик жил в Париже с 1934 года" но не сделался ни Сартром, ни Камю, которых он часто упоминал, он был просто старое человеческое животное, зарабатывающее на жизнь подённым журнализмом. Неудачник.

Ему, обедающее со стариком было 38 лет, шел второй год его пребывания в Париже, он только что выпустил здесь вторую книгу, и кажется имел все основания на то, чтобы считать себя восходящей звездой. Однако, прислушиваясь к мерной, монотонной болтовне старика на полузабытом языке, он иногда с опаской опять взглядывая в месиво его лица, думал что не дай Бог так вот заканчивать жизнь. "Мне это не грозит, убеждал себя он, я - другой, я буду и Сартром и Камю, хотя я здесь и иностранец. Я не стану поденным журналистом."

"А вдруг нет ? " - донеслось до него из глубочайших недр его, оттуда, где прятался неуверенный отрок, в свое время на школьных балах так и не решавшийся подойти к светловолосой принцессе, которая ему до смерти нравилась. "А вдруг нет ? Вдруг я не смогу опять совершить самого главного, того движения, того короткого пути по школьному паркету, когда все смотрят, и очень стыдно, и очень страшно, вдруг так и простою весь бал в углу, у стены ?"...

В Ла Куполь шумела и плескалась бессмысленная жизнь, как она плескалась до этого уже с пол-столетия. В добавление к обычной, богатой и сытой "богеме", к дантистам, интеллектуалам и хорошооплачиваемым служащим больших промышленных корпораций, по меньшей мере две компании моделей и фотографов оказались сегодня вблизи столика, за который метр-д-отель посадил старика и медленно восходящую звезду-писателя. Время от времени юные пезды на длинных ногах, поколыхивая телами проходили мимо в туалет, освежить краску на губах и мочеиспуститься, и писатель, отвлекаясь от старческих историй, завистливо посматривал вслед каждой пизде. Еще позавчера он сам настоял на том, чтобы жившая в его квартире, спавшая с ним в одной постели такая же безмозглая двадцатилетняя пизда-модель выселилась немедленно, но вот уже наслаждался видом вихляющихся бедер и колыхающихся волос и оголенных ног...