Игорь Гергенрёдер - Редкая рыбка

— Да! да-а!

Он, упираясь коленями в пол, налёг низом туловища, вдавливая скользкую тугую головку в углубленьице, вход не пропускал, упрямо мешала тоненькая плёнка. Ромул усилил нажим, всаживая твёрдый член. У Евы от резкой боли исказилось лицо, рот открылся, из него вырвалось:

— О-о-оййй!!!

Глаза у неё зажмурились, хлынули слёзы. Он, с болезненно-жалостливой гримасой, даванул низом туловища сильнее — крупный крепкий член пронзающе пошёл глубже, разрывая плеву. Ромул сдал чуть назад и вновь налёг.

— Уже почти всё… — нежно сказал, продолжая всаживать, — ещё чуть-чуть…

Приподняв зад, бросил его вниз со всей силой — вбил ствол. Ева продолжала мужественно растягивать ноги в стороны, запустив руки под колени. Ромул подержал член в её распёртой писе, извлёк его.

— Вот и всё, моя умница! — он наклонился, поцеловал её в губы.

Она расстроенно спросила:

— Получилось плохо?

— Наоборот! Ты была — лучше не бывает!

Сидя на пятках меж её раскинутых ног, он поглаживал её ляжки:

— Мне так сладко с тобой!

— Слаще, чем с той?

— Слаще!

Она улыбнулась:

— Но ты не делаешь, как… — и не договорила «как с той».

— Конечно, сделаю! С тобой нельзя не делать! — он обвёл её лукавым взглядом.

Она показала рукой на его по-прежнему стоящий член:

— Почему он у тебя торчит? После, как ты с той, он висел…

— Чтобы повиснуть, он должен выбросить сок, а для этого ему нужно много вот таких движений… — Ромул пальцами несколько раз двинул кожный покров члена вниз-вверх.

Пустив воду в ванну, Ромул поднял Еву и опустил её туда, свёрнутое полотенце бросил в корзину, достал из шкафа свежее, струёй из душа обмыл циновку. Ева расслабленно лежала в горячей воде ванны, Ромул рассказывал: у некоторых мужчин члены оказываются недостаточно твёрдыми, непрорванную писю только мучают.

Она сказала радостно:

— У тебя он такой хороший!

Ромул, посмеиваясь в удовольствии, опять намылил член, затем обтёр Еву, вставшую в ванне, полотенцем и обнял её. Она устроилась попкой на его согнутой руке:

— Сделай мне наслаждение…

Он прижал её к себе крепче, понёс в студию, уложил на кушетку. Ева деловито развела ляжки, растянула, помогая руками. Ромул, улыбаясь ей, погладил яйца, похлопал торчащий ствол. Встав на кушетку коленями, помогая рукой, ввёл головку в писю, член пошёл вглубь. Ева вновь ощутила внутри такое огромное, могучее, что, казалось, пися разорвётся. Но она не разрывалась, и уже было не больно, а радостно-радостно: оттого что Ромул — теперь её Ромул в том волнующем, невероятном, которое так её влекло и для чего у неё ещё нет слов. Член с распирающей силой ходил, ходил в писе, растягивая её, потирая изнутри, — Ева, помня увиденное давеча, напрягала ягодицы, стараясь приподнимать их в такт толчкам, удовольствие становилось всё острее.

Потом сделалось остро-остро сладко от щекотания — писю переполнил сок.

Ромул вынул член из писи, прилёг, подсунул одну ладонь под затылок Евы, а другой медленно, нежно поглаживал её живот.

* * *

Он на машине отвёз её на виллу, сказал Лине — девочка сегодня рисовала просто отлично. Лина поболтала с ним, он попрощался, Ева пошла ужинать.

Потом, когда была в своей комнате наверху, приехал Эдди, в открытое окно долетал снизу его голос. Ева выглянула: Эдди и Лина сидели за столиком на лужайке за бутылкой вина. Лина, как обычно, отпила лишь немного и больше не притрагивалась к бокалу, зато Эдди подливал себе и говорил об охоте и ружьях, о собаках, о разведении страусов, о яхте, которую строят по заказу его знакомого миллионера.

Она сошла в сад. При виде неё Эдди оторвал от стула зад, обтянутый шортами, и воскликнул:

— Я тебе привёз летучую мышь! Увидел у себя на чердаке — думаю: надо обязательно показать тебе…

Повёл её к машине, достал с сиденья картонную коробку, открыл. Ева отстранила его руки с коробкой:

— Отпустите её!

Уже смеркалось. Эдди опрокинул коробку, мышь выпала, но, не коснувшись земли, раскинула крылышки, метнулась в сторону, вверх и снова в сторону. Ева следила, как она носится зигзагами в синих сумерках.

— Пусть теперь живёт в нашем саду, — сказала довольная.

— Конечно… — произнёс Эдди как-то рассеянно, взял её руку, прижал к своим шортам: под ними выступало твёрдое.

Она не сразу отвела руку — пощупала твёрдое. Вернулись к столику.

— Ну вот! — Эдди весело сказал Лине. — Мы отпустили её на свободу! — объявил так, словно очень гордился тем, что выпустил летучую мышь.

И стал рассказывать о стрижах, которые устраивают гнёзда в кратерах вулканов, и о том, какой вкусный суп получается из этих гнёзд. Он рассказывал о другом, о третьем, пока ей не пришло время отправиться спать.

Эдди когда-то служил с папой в армии, они долго не виделись, случайно встретились на каком-то аукционе. Папа пригласил Эдди к себе, тот увидел Еву, сказал: «Чудесная!» И когда папа отвёз её на побережье, Эдди снял виллу поблизости и стал каждый день навещать Еву и Лину.

* * *

Ромула не было два дня. Он приехал утром, сказал, что завтра улетает на дальние острова. У неё вырвалось растерянное:

— Когда ты прилетишь обратно?

Он развёл руками:

— Ну… через месяц… Может, немного позднее.

Усадил её на колени, поднёс ко рту персик. В комнате были Лина и Эдди, и, когда Ева откусила кусочек персика и по подбородку потёк сок, Ромул не стал его слизывать.

Эдди предложил ему вина, которое всегда приносил с собой. Они посидели за столом, потом Ромул, уходя, наклонился к ней, поцеловал в щёчку. С какой тоской она смотрела ему вслед!

Пошла с Линой и Эдди на пляж, они купались. Ей было грустновато, и Эдди сказал:

— Хотите, поедем в одно местечко под скалами? Там есть канатная дорога!

— Я уже там была, — ответила она, но Эдди уговаривал, и она с Линой села в машину.

Они искупались под скалами, а затем долго катались в кабине, подвешенной к тросу.

* * *

На другой день после завтрака она ходила по саду, скучая. А утро было солнечное, тихое, над цветами гудели пчёлы. Она представляла то, про что прочитала в книге, которую расхвалила ей Лина: как лунной ночью в комнату к девушке забрался по верёвочной лестнице мужчина. Девушка умоляет его уйти скорее, ведь если её братья застанут его здесь, они убьют его. Мужчина бросается перед ней на колени, говорит, что безумно любит её… Этим двоим не скучно лунной ночью — не то что ей солнечным утром в надоевшем саду.

На ней кепи с длинным козырьком — прикрывает глаза от резких лучей. Из-под кепи ниспадают на плечики пряди красивых светло-каштановых волос. Ромул говорил не один раз: до чего она хорошенькая!

За садовой оградой она увидела машину Эдди, задумчиво поправила кепи, а когда направилась к голубой ели, спиной почувствовала взгляд. Эдди уже был в саду, шёл за нею. Она повернулась к нему. Он стоял в кипенно белых шортах, белая тенниска обтягивала выступающий немного живот. Эдди пристально глядел на неё…