Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket

По февральской слякоти, как по небесным облачкам, в сторону парадной грациозно плыла Бабдаша.

Она была в модном и отнюдь не старушечьем сером пальто, приличных сапогах на танкеточке и с новой, даже где-то слегка кокетливой, современной сумочкой, заменившей хозяйственную торбу.

Но удивило меня даже не это…

На голове у Бабдаши вместо вечно собранного в хвост непонятно чего появилась прическа. Бабдаша перекрасилась в томный баклажан и неплохо так подстриглась. Образ завершали помада, тени и подкрашенные тушью ресницы.

– Ого! – выдала я на одном дыхании. – Здрасьте! А вам идет.

– Правда? Хорошо мне? Хорошо подстригли? Я вот… как раз из парикмахерской… вот… иду… – почему-то слегка нервничая, сказала Бабдаша.

И я не удержалась. Это было сильнее меня.

Я спросила:

– Что, на весну новенького захотелось?

Бабдаша замялась, подумала и сказала:

– Ну… вот… Катя, можно я тебе опять кота оставлю, пусть пока у тебя побудет, хорошо? Он же тебе не мешает? Ко мне вот… Толик приезжает, а у него эта… аллергия на шерсть, ну и…

– Сын? – глупо спросила я.

Ну кто же еще может приехать к старой скандалистке.

И вот тут-то все и прояснилось.

Бабдаша, слегка заикаясь от смущения, рассказала мне, что, будучи в гостях в другом городе, познакомилась с тамошним дедулей – соседом родственников, Толиком.

Толик этот, военный пенсионер, был обстоятелен и галантен, цитировал на память Бродского, имел стать, выправку, вообще был кругом хорош.

И неважно, что Толику уже исполнилось семьдесят два, а Бабдаше шестьдесят шесть – уж накрыло так накрыло.

Покантовавшись там, походив на почти романтические свидания к Толику в гости и, очевидно, вспомнив все прелести жизни, Бабдаша вернулась в Питер.

А вернувшись, крепко задумалась и заскучала. Впрочем, похоже, то же самое происходило и с Толиком, ибо, когда счет за телефонные переговоры по межгороду стал немыслимым, старички приняли соломоново решение – Толик едет к Бабдаше в гости, а там уж как пойдет…

Ну а что? Он одинок и без детей, она тоже не шибко занята, а потому – чего ж не вспомнить годы молодые.

Сказать, что я обалдела, – это не сказать ничего. Ибо слабо я представляла себе скандалистку и истеричку Бабдашу в образе романтической фемины и роковой фам фаталь, от которой еще кто-то способен потерять голову.

Но вот случилось же.

И мы пошли к Бабдаше за котом.

А напоследок, отдавая мне мисочку и лоток, Бабдаша, смущаясь, сказала:

– Только, Катенька, как он приедет, не называй меня при Толике «бабой Дашей», хорошо? Говори «Дарья Алексеевна»… Ну, сама понимаешь…

– Ага, Дарьяалексевна! – весело отчеканила я, взяла кота с приданым и понеслась наверх.

И Толик – седенький, сухонький и опрятненький – таки приехал.

И Бабдаше вообще не стало дела до соседей. У нее завелась своя личная жизнь.

А на днях Бабдаша под простеньким предлогом – навестить кота, пожаловала ко мне в гости. Мы посидели на кухне, попили чаю, и я почувствовала: Бабдаше неймется чем-то поделиться.

– Ну, как вам там с Толиком живется? – аккуратно подвела я тему.

– Ой, ты знаешь, – с готовностью выпалила помолодевшая партизанша, – «Скорая» вот недавно приезжала…

– Ой! – всполошилась я. – Вы заболели?

– Да не я, – горестно подхватила Бабдаша, – у Толика был сердечный приступ.

И продолжила на одном дыхании, явно исподтишка посматривая на мою реакцию:

– А я ему говорила – не надо так часто…

– Что часто, Бабдаша? – искренне не поняла я сразу.

– Ну как что, – неопределенно махнула рукой Бабдаша. – Это вы молодые, вам часто можно, а нам-то уже что? А он – нет, как я рядом оказываюсь – так и все, сразу начинает… Замучил уже совсем…

И по блядинке-блестинке в глазах, по странно-кокетливому жесту я вдруг совершенно ясно поняла: она не жалуется.

Она хвастается.

«Мол, как я, а! Я-то еще очень ничего, раз мужик на мне сердечные приступы хватает! Я-то еще всех вас, молодушек, переплюну!»

– Ой, Бабдаша, вы не переживайте, поправится! А молодец ваш Толик! – восхитилась я так же искренне, как и удивилась. И даже слегка подлизалась:

– Да и вы вон какая интересная женщина стали! Скоро еще и любовника заведете.

– Та ну тебя, какого там любовника! – делано-сурово, но с видимым удовольствием подхватила Бабдаша, подправляя локон. И продолжила:

– Конечно, поправится! Вон сегодня уже с утра… такое все…

И она была так кокетлива и романтична, что мне стоило немалых трудов не укатиться под стол прямо там.

Впрочем, я это все-таки сделала, едва закрыв за Бабдашей дверь.

А потом мы сидели с котом на балконе и курили. Я обнимала пушистого, а он, положив лапки мне на грудь, мурчал где-то у меня в районе носа. И все были счастливы.

Жизнь прекрасна, ей-богу!

Аллочка – девочка сильная. Не то чтобы ей не хотелось быть слабой и трепетной феечкой – нет. Просто Аллочка искренне считает, что незачем напрягать других своими личными проблемами там, где она их, проблемы эти, может разрулить сама.

Она не напрягает даже собственного мужа.

Зачем, к примеру, приезжая на поезде в пять ноль пять утра, с тремя огромными сумками, звонить мужу и просить, чтоб встретил на машине? К чему его будить? Такая мелочь – пять утра и сумки.

– У тебя ж сумки? Может, тебя встретить? – накануне, когда она только садится в поезд, спрашивает муж по телефону.

– Зачем? – искренне удивляется Аллочка. – Не нужно, я доеду, вызову такси…

И доезжает ведь. И тащит сумки к лифту.

Не то чтобы Аллочке не нравилась забота. Но почему-то так сложилось, что, когда они с Борей только поженились, года четыре назад, и Боря рвался встречать ее после работы у метро, Аллочка смотрела удивленно и говорила: «Зачем? Что тут идти… недалеко».

Боря давно уже не рвется, и Аллочка ходит сама. Даже в двенадцать ночи. Она ж не маленькая девочка, чтобы бояться. Аллочка – взрослая самостоятельная женщина тридцати двух лет.

Если Аллочку оставить одну даже в джунглях – она не пропадет. Боря тоже это знает и вроде бы даже гордится женой.

Я сижу у Аллочки на кухне, она порхает от плиты к столу, готовит мужу ужин. Скоро должен вернуться Боря.

– Блин, совсем тупой, – задумчиво говорит Аллочка, глядя на нож, и… достает брусок.

С работы приходит Борис. Он входит в кухню, улыбается мне, целует Аллочку и тянется забрать из ее рук точилку.

– Не надо, – говорит она мужу, – я уже поточила, тут дел на две минуты…

Аллочка совсем не грузит мужа проблемами. Аллочка решает их сама.

Иногда муж обнимает Аллочку и делает ей комплимент. «Какая ты у меня самостоятельная, не то что эти курицы…» – говорит ей Боря и целует Аллочку в макушку.