Марк Ренуар - Пятьдесят три карты

прикрыв глаза, протяжно стонала. Среди общей все возраста

ющей сладости судорги апогея наступили внезапно. И я и она

одновременно кончили. Несколько минут мы лежали молча и не

подвижно на кровати, наслаждаясь блаженством бессилия.

- Ты доволен? - тихо спросила она.

- Очень доволен. А ты?

Она засмеялась и, повернувшись ко мне, поцеловала в гу

бы. Потом спрыгнула с кровати и, грациозно двигая бедрами,

прошлась по комнате, искоса поглядывая на себя в зеркало.

- Как тебя зовут?

- Эфира.

Она подошла снова к постели, погладила тонкой изящной

рукой мою грудь и живот, присела с краю.

- Тебя, вероятно, удивила моя молчаливость? - сказала

она, мечтательно глядя куда-то вдаль, - это я такая до того,

как мужчина становится мне близок.

Я боюсь, что он каким-нибудь неосторожным словом спугнет

мое желание отдаться ему. Мне стыдно своего желания и стыдно

раздеваться.

- А у тебя много было мужчин?

- Нет, не много. Пять, ты шестой. И все вы совсем раз

ные. Каждый следующий кажется лучше предыдущего.

- Расскажи мне о них.

- Разве это интересно?

- Конечно.

Она смущенно потупилась.

- Стыдно рассказывать. Да я и не умею.

- Ну, как умеешь. Расскажи, нечего стыдиться.

Эфира глянула на меня сладостным взглядом и прошептала:

- Я смогу рассказывать только тогда, когда ты будешь со

м ной. Я был уже готов и подвинулся, освобождая ей место ря

дом с собой.

- Не здесь, - сказала она, - встань с кровати и сядь на

стул. Я выполнил ее просьбу. Эфира села верхом мне на ноги,

лицом ко мне и вставила мой член.

- Теперь ты сиди совсем спокойно, а я буду рассказывать.

Я положил свои руки ей на бедра и замер.

- Тебе, наверное, извесен художник, который нас нарисо

вал? Он был первым моим мужчиной... Эфира двинула телом и от

острого наслаждения судоржно глотнула воздух.

- Он красив, статен и еще не стар. Я не успела опомнить

ся, как он налетел на меня, сорвал с меня платье и с диким

рычанием повалил прямо на пол. Я почувствовала резкую боль,

пронзившую все мое тело, и потеряла сознание. Очнулась через

несколько минут все там же, на полу. Художник исчез. Было

сумрачно и тихо. Во всем теле я чувствовала какую-то разби

тость. Ноги не держали меня. Я села на табурет. Немного бо

лел живот и что-то липкое и неприятное мешало между ногами.

Я увидела кровь. Испугалась. Мне показалось, что он разрезал

меня. Я сунула вату в кровавую прорезь и палец. Он ушел глу

боко и не достал дна. "Боже", - подумала я, -"Что же мне те

перь делать?" Когда я вынимала палец из отверстия, почув

ствовала неприятное жжение. Это было настолько неожиданно и

интересно, что я снова сунула палец внутрь и так сделала

несколько раз, пока все возрастающее наслаждение не повергло

меня в сумасшедший экстаз. Хлынули потоки густой слизи и

смыли кровь. Я увидела чистое небольшое отверстие, которое

не было похоже на разрез, и успокоилась. Через минуту я зас

нула. Эфира вновь дернула бедрами. Я взглянул на часы. Было

5 часов 45 минут.

- О! Уже конец!

Обхватив девушку руками за талию, я стал двигать ее из

стороны в сторону. Через несколько секунд, издав крик радос

ти, она кончила, излив на меня жидкость. За ней кончил и я.

Эфира вытерла свою промежность чистым платком и надела

платье. Я подал ей перчатки и цветы, которые вынул из ее во

лос. Пока она расчесывалась, прошли последние минуты. Мы не

успели проститься, она исчезла.

- Друзья, пора спать, - закончил Рэм и, попрощавшись,

пошел к себе в кубрик.

Мы с Диком еще долго сидели вдвоем, молча, каждый

по-своему переваривая услышанную историю.

Глава 12

Рэм с нетерпением ждал нас и, заметив, выбежал

навстречу. Он выглядел свежим и помолодевшим. Новая

прическа придала его красивому лицу аристократический вид.

Теперь он мало был похож на того пропившегося матроса, с

которым я встретился несколько дней тому назад в баре. Мы

выпили по рюмке виски и Рэм продолжил свой удивительный

рассказ.

- Каждую из 53 женщин я так хорошо помню, что стоит мне

лишь закрыть глаза, я почти материально представляю любую из

них. Они незабываемы и, очевидно, неповторимы. На

следующий день вечером, часов около 10, ко мне зашла

хозяйка, она принесла белье, которое я отдавал в стирку.

Болтая о всякой всячине, она осматривала комнату с новой

мебелью и огромными книжными шкафами. Комната приобрела

более респектабельный вид. Случайно выяснилось, что ее сын

воевал во франции, и я его хорошо знаю. Пошли бесконечные

воспоминания. Не обошлось без слез. Фрау Пиммер слезно

оплакивала безвременно погибшего потомка, но ее больше всего

интересовало, насколько сообразительным и расторопным был ее

ганс на войне, и умел ли он пользоваться теми благами,

котрыми война так щедро одаривала солдат.

О да! Сын ее был расторопен. Я хорошо помню, как в

небольшом французском городишке, где мы задержались на

сутки, он изнасиловал за одну ночь девять француженок.

Делал он это необычно. Поймав очередную жертву, Ганс валил

ее на землю, связывал ей руки, ноги, потом сворачивал в дугу

и подвешивал на чем-нибудь, пропустив ей под живот и грудь

длинные артиллерийские ремни из жесткого брезента, потом

бритвой разрезал женщине сзади платье и трусы и в таком

положении овладевал ею, не обращая внимания на крики и

стоны.

Мы заболтались, я совсем забыл о времени. Вдруг из

соседней комнаты, щурясь от света, вышла очаровательная

миниатюрная девушка в длинном вечернем платье из бархата, ее

красивые оголенные плечи отливали голубоватой белизной, а

длинные изящные руки в длинных черных перчатках до локтя

делали ее очень грациозной и респектабельной. В черных,

блстящих, как вороненая сталь, волосах была приколота свежая

алая роза. Девушка была удивительно хороша и я, позабыв о

фрау пиммер, невольно залюбовался ею.

Фрау Пиммер удивленно и растерянно топталась на месте,

глядя на нас обоих и не зная, что делать. Потом,

спохватившись, ушла, пожелав нам спокойной ночи.

Проводив фрау Пиммер взглядом, девушка подошла ко мне

и, ткнув пальчиком в кончик носа, игриво произнесла:

- Здравствуй пупсик! Это ты здесь живешь?

- Да. Тебе здесь нравится?

- Мне нравится, что ты здесь.

Она села на мои колени и стала ласково теребить волосы.

- А кто эта тетя? - спросила она.

- Хозяйка дома.

- Это ее дом?

- Да.

- А где твой дом?

- Я снимаю у хозяйки эти две комнаты и значит, это мой

дом.

- А она больше не придет?

- Кто? Хозяйка? Нет, ей здесь больше нечего делать.

Она пошла спать.

Меня забавлял этот детский разговор, и я с