Анна Котенёва - Откровенный разговор про это для тех, кому за

И что вспомнить, сразу нашлось. И прекрасные вещи, и постыдные дела, и радости, и горести. Словом, я еще и дома рыдала от души, а уж когда подружке моей прекрасной позвонила, то мы хором стали хлюпать носами. И знаете, дружба от этого вовсе не треснула, а, может быть, еще крепче стала. Потому что было даже вот такое не то что общее, а просто глубокое-глубокое, чего у других быть не может. Хотя, конечно, если бы я об этих проделках тогда узнала, 30 лет назад, я бы совсем по-другому реагировала. А теперь вот – то ли мудростью, то ли по-стариковски. Да ведь и жизнь-то одна, ее жить лучше спокойно, не осложняя и не переживая от того, что изменить не в силах».

«Всю жизнь я любил только трех женщин: маму, жену, дочь. Хотя парень я был видный, а мужчина привлекательный, но однолюб, так что с 20 лет и по нынешние 73 был только с одной женой. И мы жили долго и счастливо, но она умерла раньше меня. Уже три года я вдовею, живу с семьей дочери, общаюсь в основном с внуком – он, как и я, стал экономистом. Бабушку очень уважал и любил, горевал, когда она умерла.

Мы с ним большие друзья, я знаю всех его девушек, хотя не одобряю, что они меняются чаще, чем я успеваю их запомнить. Правда, внук смеется, что это не он такой поспешный, а у меня память стала похуже, но я только смеюсь вместе с ним.

Дача у нас очень старая, мы строили ее в самом начале совместной жизни, там от моей жены осталось очень многое, хотя дом перестраивали и расширяли не один раз. Только подсобка стоит незыблемо, старый, полуразвалившийся сарайчик, в котором чего только нет.

И вот однажды внук приходит ко мне смущенный. И не так, как когда собирается рассказать о новой пассии или странном случае на работе (а нынче таких «случаев» – пруд пруди). Но я ничего не заподозрил, пока он не положил на стол шесть толстенных амбарных книг. Старые, даже с плесенью, но очень аккуратно перевязаны голубой выцветшей ленточкой.

– Я, – говорит, – нашел в сарайчике. – Гляжу, почерк бабушкин, читать не стал (вижу, врет), принес тебе. Разбирайся.

И быстро так исчез. А я сижу на веранде, смотрю на лес, думаю, что что-то сейчас изменится. Никогда жена не говорила, что увлекается описаниями, и я не видел ее с этими тетрадями. Посидел, посидел, валидольчик в рот сунул, ленточку снял.

Все сделано, как у жены было заведено: аккуратно, грамотно, с датами и пояснениями. А содержание – никогда бы не поверил. Описывает свои то ли фантазии, то ли измены. С подробностями, тонкостями, извращениями, ощущениями, бог еще знает, с чем.

И так пишет, что оторваться невозможно. Не художественно, а, скорее, документально, но не сухо. И если не думать, что это моя родная жена пишет, то можно увлечься и даже возбудиться. Причем, по датам видно, что писать она начала через 6 лет после свадьбы, и писала регулярно. Имена, которые она нет-нет, да вставляла, мне знакомы и незнакомы: мало ли на свете Миш да Сереж. Хотя в одном месте даже фамилия была – она мужчину только по фамилии и называла. И фамилию я эту помню – был такой знакомый, хотя, убей бог, – не помню, когда именно.

В последнюю тетрадь заглянул, последняя запись сделана за два года до кончины. Имен нет, но описание нашей квартиры очень отчетливое. И что творилось в этой квартире…

Хотя некоторые записи явно сделаны в фантазиях: обстановка такая была невозможна в жизни, только если в сказку перенестись. Но и в этих сценах такие действия разворачиваются, что я еле сидел от возбуждения. Нет, не порнография – думаю, порнографию женщины в принципе придумать не могут. Но такие душевные чувства, такой накал страстей, каких я никогда у благоверной не замечал.

Стал я листать все книги, искать хоть малейшее упоминание о себе – нету, ни единого. Обидно стало: мне казалось, что я все для жены делаю, что удовлетворяю ее на все сто, она мне в любви признавалась после этого, а тут оказалось – недостоин быть упомянут.

Так тяжко я задумался в тот день, спать не смог, так и сидел на веранде, все обдумывал. Что же получается – обманывала меня жена всю жизнь? Мне говорила о любви, а сама изменяла направо и налево. Я по датам посмотрел, что помнил: как я уеду куда, или она от меня уедет, так и описания, описания… Где она таких кобелей отлавливала, что они все могли, – не представляю. Хотя, ведь говорят, что настоящие мужики нюхом чуют, если женщина хочет, – и сбегаются, только выбирай.

А я всю жизнь – только с ней… И не потому, что соблюдал себя, а просто – никто не нужен был, не привлекал, даже если женщины и пытались соблазнить. Я всегда им тонко указывал, что жена для меня единственная женщина на земле.

Как ни странно, несмотря на все эти переживания, я записки все читал и читал. К утру закончил, остывать начал. И вот тут-то задался вопросом. Во всем массиве всего четыре фамилии, из них три я четко помню – кто, где, когда был с нами знаком. И странно, что я ничего не замечал – не те были люди. Один из них вообще только на торжествах по случаю… встречался. А тут оказывается, что был любовником чуть ли не год.

Я за него зацепился, стал вспоминать, никак понять не могу: все описанное приходится на время, когда он уже жил совсем в другом городе, и я не знал, что он так часто приезжал сюда. Потом стал копать второго – та же история: из нашей жизни выпал, а в тетрадь попал через год. Про остальных так четко сказать не берусь, но и тут нестыковки кажутся. Я совсем эмоции отбросил, стал вчитываться – не вяжется одно с другим. Жена ВОТ ТАК не любила, ВОТ ТАК ей больно было, ВОТ ЗА ЭТО чуть не развелась со мной. Не верю я, что с другими мужчинами ей это нравилось. Да и не было никаких признаков, что она что-то знала, чего не со мной узнавала. Всегда я был основной придумщик, а она только принимала или отвергала.

Опять я прошел по датам и подумал, что как раз в разлуке такое и пишется – раз уж наяву не получается. И тут же все встало на свои места: это не дневник, а рукопись, фантазии, которыми она свое напряжение снимала. Потому и персонажи не указаны или участвуют тогда, когда из живой жизни уже ушли. А на деле – была только моя, единственная.

И с этими мыслями я все книги побросал в печь: страна фантазии для каждого своя, чужие сапоги там только след оставят…»

«Я сама с 35-го года, войну застала ребенком, но сполна хлебнула послевоенной разрухи. Школу закончила и уехала на народные стройки в Сибирь. Так и кантуюсь по таежным ширям. Вышла замуж почти сразу после приезда – тогда не засиживались в девках, а сразу притулялись к мужичку. Вот и я притулилась. Только вот муженек был беспутный – только гулял да деньги на водку из меня выбивал. А когда двое на руках, не больно-то посопротивляешься: подаст на развод, и мыкайся мать-одиночка. А так – хоть какой, да свой мужчина в доме.