Мишель Платини - Жизнь как матч

Наконец я слышу знакомый шум, который усиливается резонансом кирпичных стен, и вот в беспорядке в раздевалку вваливаются после своей капитуляции игроки сборной Франции. Их футболки – мокрые от пота, глаза сверкают гневом. Доказательство того, что матч проигран вчистую.

Но меня ожидает еще одно испытание: послематчевая пресс-конференция, которая превращается в балаган. Я должен отвечать на идиотские вопросы, отделываясь туманными ответами общего характера: «Да, я разочарован… Да, публика имеет право свистеть… Нет, я не показал себя с достойной стороны. Да, я постараюсь взять реванш… Нет, ждать долго не придется» и т. д. и т. п.

Я не хочу выставлять на всеобщее обозрение то состояние, которое я испытываю при поражении, тем более учитывая настроение всеобщей враждебности по отношению ко мне. Кроме того, те 30 минут, которые я провел в одиночестве в окрашенных охрой каменных стенах раздевалки, были, по-моему, самыми трудными во всей моей карьере.

Во время пресс-конференции я чувствую, как на меня бросают утешительные взгляды Тигана и Баттистон. Взгляд Идальго, словно у побитой собаки, а по глазам отца, который, конечно, переживает меньше, чем я, все же видно, как он сильно страдает.

По правде говоря, я терпимо отношусь к критике. Я понимаю, что можно освистать игрока. Но не до такой же степени, чтобы принудить его добровольно уйти с поля…

Эти «откровения» о моей ежемесячной зарплате несомненно привели к возникновению в среде наименее выдержанных болельщиков фронды «анти-Платини».

Уже в который раз за несколько месяцев я вынужден всенародно оправдываться. Объяснять, что мои неспортивные доходы не имеют ничего общего с моей ежемесячной зарплатой.

Но расскажу все по порядку.

В свое время я принял решение разрешить использовать мое имя в рекламе жареной рыбы, детской футбольной формы, обуви и конфет. Четыре превосходных контракта.

Затем благодаря усилиям Бернара Женестара, который превосходно исполняет свою роль поверенного в моих делах, на коллекции готовой одежды для детей в возрасте от шести до шестнадцати лет (джинсы, куртки, водолазки) появились факсимиле моей подписи и мой игровой номер. Я внимательно слежу за этой коллекцией, разработкой которой руководит Даниэль Эштер.

Став игроком международного класса, я всегда хотел создать собственную «марку», как, например, у теннисиста Рене Лакоста. Однако все мои усилия в этом направлении навлекают на меня поток саркастических замечаний со стороны тех, кто никогда ничего серьезного не создавал. Футбольный мир, по крайней мере его руководство, искоса поглядывал на появление в моем лице продюсера различных спектаклей. Именно Женестар организовал первые праздничные представления с участием Колюша, [24]Клода Франсуа, Тьерри де Люрона и Мишеля Сарду. [25]Они еще не были звездами. От итальянской до испанской границы все спортивные арены были, так сказать, уже у него в кармане. Мы с Женестаром очень быстро заключили контракт. Но как только узкий мирок футбола узнал о том, что он является консультантом в этом вопросе для дюжины игроков-профессионалов, среди которых Мариус Трезор, Дидье Сикс, Жан Пети, Делио Оннис, Альбер Эмон, Бернар Гардон и т. д., не говоря уже о Яннике Ноа и Дидье Пирони, «большие» начальники из федерации возмутились. Они просто его боялись. Они считали, что он сманивает большую часть профессиональных игроков. Он должен был с ними объясниться. Уточнить, что все его влияние ограничивалось главным образом помощью при составлении контрактов. Но он их совершенно убил, когда вдруг неожиданно сравнил меня с Джонни Холлидеем. Он им сказал: «По сути дела, нет никакого различия между Платини и Джонни Холлидеем. Это суперзвезды. Мне, например, известно, что вся комната сына Джонни – Давида увешана плакатами с изображением Платини… в то время, как там нет ни одного фото его отца…»

Такой явно неспортивный подход к делу, вероятно, вызвал возражения и даже определенную зависть.

В итоге все это привело к страшной буре, которая разразилась во время крушения сборной Франции во встрече со «Штутгартом» в «Парк-де-Пренс».

Публике вбивали в голову идею о моих фантастических заработках, и ей не понравилась моя спокойная игра, они даже не делали скидки на то, что я мог быть в то время не в форме.

Должен сказать, что мне пришлись не по нутру шумные манифестации, устроенные болельщиками в тот памятный вечер. Нож гильотины Парижа опустился на мой затылок.

Вечером того же дня я вернулся в Сент-Этьенн на самолете нашего клуба. Мы приземлились в час ночи в аэропорту «Бутеон». Там я с одним из моих друзей по команде осушил бутылочку шампанского. Мы весело смеялись, стараясь забыть прошлое. Затем я возвратился домой.

Телефон трезвонил не умолкая.

Всем просто не терпелось поговорить со мной. Вероятно, звонили друзья или знакомые.

Я не поднимал трубку. Не хотелось.

Я не подавал признаков жизни.

2 часа ночи… Я по-прежнему в одиночестве. Хожу по комнате кругами.

Кристель с детьми, Лораном и Мариной, проводят каникулы в Ла Буль.

Не стоит их будить в столь поздний час.

Наконец принимаю решение лечь спать.

Почему эта проклятая кровать так широка?

Почему я здесь в полном одиночестве?

Почему меня так злобно освистали?

Не могу уснуть.

Ожидаю, когда займется день.

Утром с воспаленными от бессонницы глазами вскакиваю с постели и мчусь к телефону.

Вызываю Ла Буль.

Кристель перепугана насмерть. Она уже слышала по радио первые комментарии. Она знает все. Она обращается ко мне со словами, полными любви и ободрения.

Она хочет вернуться домой. Увидеть меня как можно скорее. Несмотря на свое угнетенное состояние, я прошу ее не прерывать каникулы с детьми, по крайней мере подождать еще сутки… Я ей позвоню… Я сообщу ей все новости.

Я все еще в одиночестве. Я решил отрезать себя от мира, от других людей. Не включаю радио. Не отвечаю на телефонные звонки. Никаких газет. Включаю видеомагнитофон, и все время прокручиваю ленты с Луи де Фюнесом. А в памяти воскресает та злосчастная 63-я минута матча сборная Франции – «Штутгарт».

Кто-то звонит в дверь. Это приходит Баттистон.

Я силюсь улыбнуться, черпая новые силы в его добродушной улыбке.

Он везет меня в Сен-Эан, расположенный высоко в горах, в небольшую гостиницу, которая вот уже несколько лет является «генеральным штабом» Доминика Рошто. Мы обедаем вдвоем. Без свидетелей.

Я постепенно прихожу в себя. Я все острее чувствую в себе растущее желание увидеться. с Кристель и детьми.

И вот я принимаю безумное решение. Я резво сажусь за руль своего «рейндж-ровера» и направляюсь в Бретань. Несмотря на сотни километров, которые надо преодолеть, несмотря на физическую усталость, на подавленность духа, я витаю в облаках. Передо мной уходящая в голубизну дорога…