Джейн Фонда - Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается

«Да, сэр, я после школы вожу Чэмпа в Центральный парк. Мне просто нужно подумать».

«Можно мне иногда ходить туда вместе с вами?»

Я ответила: «Да, конечно».

«Это будет мой моцион».

Он был удивительным. Он вообще не ощущал неловкости. Границы, отделявшие его от внешнего мира, были размыты. У него была длинная французская фамилия, но он попросил меня ограничиться только ее первой частью, которую мое американское ухо воспринимало как «Мистер Тейер». Поэтому я называла его «мистер Тейер». Около полутора лет мы время от времени прогуливались вместе с ним. Он мог внезапно припасть к земле, чтобы рассмотреть гусеницу: «О, Джин, посмотрите на эту гусеницу! О, движение, изменения, метаморфозы! Джин, попробуйте почувствовать себя гусеницей. Вы можете это сделать?»

«Запросто, мистер Тейер». То есть я, четырнадцатилетняя девочка ростом около метра восьмидесяти сантиметров, с красными пятнышками на лице, ощущала себя гусеницей!

Он продолжал: «А что будет с вами, когда вы наконец превратитесь в papillon , в бабочку? Что такое бабочка, Джин?»

«Не знаю, мистер Тейер».

«Нет, вы знаете, знаете. Я знаю, что вы знаете. А теперь во что вы превращаетесь?»

«Ну, думаю, когда выросту, я облечу весь мир и, может быть, стану помогать людям».

«А! Bon, bon, bon» (хорошо, хорошо, хорошо – фр .). А потом: «О, Джин, станьте против ветра!» На выходе из Центрального парка в лицо дул сильный ветер. «О, Джин, вдохните ветер! Однажды ветер пронизал тело Иисуса Христа».

«Иисус Христос его чувствовал?»

«Да. О, Мария-Антуанетта, вот она приближается! Чингисхан, он не так приятен. Жанна д’Арк, Jeanne d’Arc! Впустите в себя Жанну д’Арк! Впустите в себя поток истории!» Мы чудесно играли с ним, разговаривая о том о сем: «Джин, посмотрите на облака, какая божественная каллиграфия на небесах!»

Он внезапно останавливался и хихикал, глядя на вас, и вы тоже хихикали, он хихикал, и вы хихикали; и еще он мог смотреть на вас и смеяться, смеяться, будто вы являли собой хаос, под которым скрывался Бог. Я шла домой и говорила матери: «Мама, я снова встретила своего старика. Когда я рядом с ним, я забываю о том, что я так ничтожна».

Однажды, когда наша совместная прогулка подходила к концу, он внезапно остановился, повернулся ко мне и сказал: «Джин, какой вопрос мучает вас больше всего?»

И я ответила: «Это касается истории, мистер Тейер, и еще судьбы. Как мы можем выбрать верный путь в жизни, чтобы в то же время не противоречить судьбе? Все мои школьные друзья твердят о водородной бомбе, и я боюсь, что не доживу до двадцати одного года. Мистер Тейер, вы всегда так говорите о будущем человеческого рода, будто у нас уже было будущее. Мне хотелось бы знать, что нужно сделать для того, чтобы это будущее обязательно наступило».

Он сказал: «Нам нужно больше специалистов в духовной сфере, которые подведут народ к тому, чтобы в нем проснулось самосознание».

«Что вы имеете в виду, мистер Тейер?»

Он ответил, и это его точные слова – я делала заметки, так как понимала, что услышу нечто великое: «Мы призваны совершать метаморфозы, метаморфозы самого высшего порядка, но пока мы ведем себя так, что отдаем только крохотную долю самих себя. Необходимо увеличить эту долю. Но, Джин, ни минуты не сомневайтесь в том, что не мы одни хотим, чтобы это стало возможным. Мы – часть космического эволюционного движения, побуждающего нас соединиться с Богом. Это вспышка всех наших потенциальных возможностей. Это великая первопричина всех наших взлетов и перемен. Без этого наша жизнь – лишь борьба и упадок».

А я сказала ему: «Как вы это назвали? Я никогда об этом не слышала. Может ли нечто быть таким великим, что у него даже нет названия?»

«Вы правы, – произнес он. – Ему невозможно дать название».

«Ну, попытайтесь назвать его, мистер Тейер! Я слышала, что, как только даешь вещи имя, можешь приступать к работе с ней».

Ему это показалось забавным, и он сказал: «Я попробую». А потом добавил: «Это настойчивая просьба к вселенной родить сверхчеловека. Это возникновение нового вида психической энергии, когда любовь, скрывающаяся в глубинах вашей души, соединяется с тем, что есть самого сущностного в течении космического потока».

По правде сказать, я не очень понимала, о чем он говорит, но глубокомысленно кивала головой и сказала, что хотела бы обдумать все это, а он ответил, что хотел бы того же. Однажды, в одну из наших последних совместных прогулок – это был последний день, когда я его видела, – мистер Тейер завел разговор о притягательной силе становления, потом эта фраза прочно вошла в мой лексикон. А еще о том, что мы, люди, являемся частью эволюционного процесса, который влечет нас к чему-то, что он называл «точкой Омега» – высшей точкой эволюции. Он говорил мне о своей уверенности в том, что физическая и духовная энергия всегда проистекают из точки Омега; она не только способствует нашему совершенствованию, но также ведет вперед, воздействуя на нас посредством любви и озарения. И тогда я задала ему свой самый главный вопрос, то, что продолжало мучить меня всю жизнь: «А что нас окружает, мистер Тейер?» Его ответ запечатлелся в моем сердце. Он начал с того, что сказал: « Je crois» – Я полагаю. «Я полагаю, что вселенная эволюционирует. Я полагаю, что эволюция продолжится в сфере духа. Я полагаю, что дух достигает совершенства, трансформируясь в индивидуального Бога».

«А что вы думаете о себе самом, мистер Тейер?»

От ответил: «Думаю, что я – паломник в будущее».

Это был четверг накануне пасхального воскресенья 1955 года. Я принесла ему раковину улитки. «О! Escargot!» (улитка – фр .), – сказал он, а потом битый час с восторгом разглагольствовал о спиралях, о природе и искусстве, раковинах улиток и галактиках, лабиринте на полу Шартрского собора – который позднее стал символом моей работы. Все это звучало, как чудесный гимн закрученной в спираль эволюции духа и тела: «Все это спираль становления, Джин!» Потом он посмотрел в сторону, казалось, будто он вглядывается в будущее, и сказал: «Джин, к концу этого века ваши современники станут ростками нового мира. Но они не смогут пробиться в него напрямую». Он сказал по-французски directement (прямо – фр .). «Вам придется идти по спирали любой цивилизации, любого типа самосознания. Именно тогда пробудится нечто новое в духовном плане, и мы перестроим земной мир». А потом добавил, обращаясь ко мне: «Джин, всегда будьте правдивы сама с собой, но всегда стремитесь к высшему самосознанию и высшей любви». Именно эти слова он сказал мне. И еще: « Au revoir (до свидания – фр .), Джин».

«Au revoir, мистер Тейер! До вторника!»

Наступил вторник, я взяла Чэмпа, но Чэмп заскулил, казалось, он что-то знает. А мой старик больше не появился. Прошел четверг, вторник, снова четверг. Я ждала его восемь недель, но он больше не пришел; оказалось, что он умер в тот самый воскресный день 1955 года…