Майкл Айлвин - Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman

Столь же большую боль мне причиняло то, что я понимала, откуда произрастают корни его депрессии. Все, чего он когда-либо хотел в своей команде – это найти спортсменов, помочь им добиться успеха, управлять ими и с их помощью брать себе под крыло других новых спортсменов. Мои действия подрывали эту систему. Он смог быстро превратить меня в звезду, и теперь я, с его точки зрения, просто начала охотиться за деньгами.

Это задело меня за живое, и я уверена, что Бретт хорошо понимал, что происходит. Он всегда знал, насколько для меня важно развиваться. Я помогала менее удачливым спортсменам еще до того, как начала заниматься триатлоном. По этой же причине я поехала в Непал. Это была моя жизнь. Каждую неделю я проводила много часов, помогая другим членам команды. Перед началом сезона я проводила кучу времени вместе с Алексом и Бреттом, занимаясь разработкой стратегии развития команды. Мне совершенно не нравилось, что действия Бретта поставили мою преданность команде под сомнение. Но при этом мне нужно было думать и о себе, и я никак не могу понять, почему невозможно сочетать и то и другое.

Мне совершенно не нравились новые, холодные отношения с Бреттом. Я глубоко ценила все то, что он для меня сделал. Я нуждалась в нем. Мне хотелось работать с ним и дальше и казалось, что без него я просто не смогу добиваться успеха.

Перед тем как дела начали налаживаться, произошло еще несколько неприятных событий. Соревнования в Пхукете были достаточно уникальными, учитывая длину дистанции – точнее, это была обычная олимпийская дистанция, но с более длинным велосипедным этапом. Я пришла к финишу лишь четвертой. После этого я отправилась домой на Рождество.

Однако проблемы усиливались, причем сразу на нескольких фронтах. Во-первых, наша команда еще не решила, кто из велопроизводителей будет нашим основным спонсором. Одно из условий моего нахождения в команде состояло в том, что у меня должен был быть тот же велосипедный спонсор. Прежний спонсор был готов к продолжению контракта, но теперь ему нужно было обсудить условия не только с Алексом (представлявшим команду), но и с Беном (выступавшим от моего имени). Кроме того, я так и не получила призовые деньги за победу на Гавайях, из которых должна была заплатить Бретту его бонус. А помимо всего прочего, во время нашего пребывания в Таиланде Бретта ударило током в ванной. От удара он пролетел через всю комнату, после чего начал страдать от кратковременной потери памяти и от периодических приступов. Все это напугало его жену Фиону «до усрачки» (говоря словами самого Бретта). Я не уверена, что он оправился от той травмы до сих пор.

Все эти события сложились в достаточно взрывоопасный коктейль. Бретт был изрядно обеспокоен всеми советами, исходившими от людей, которых он называл «командой Крисси». Он предпочитал работать по-другому. Ему нравилось, когда я следовала только его приказам, но теперь мне помогали и другие люди, причем по огромному кругу вопросов – от тренировок до физиотерапии. Бретт начал нервничать. Его напрягало отсутствие решения в отношении велосипедного спонсора, ведь он планировал как можно быстрее закончить с этим делом, чтобы будущее команды на следующий год было гарантировано. Мы уже договорились по всем основным условиям, но спонсор тянул с подготовкой контрактов, а значит, мы не могли их подписать. Разумеется, Бретт винил в этом Бена и меня.

Не меньше его напрягало то, что я не заплатила ему комиссионные за Гавайи. У Бретта было соглашение со всеми спортсменами, по которому они платили ему по 20 % от размера трех своих самых значительных выигрышей. Это означало, что за Кону я была должна ему более 20 тысяч долларов. Я же не могла заплатить ему, пока мне не заплатит World Triathlon Corporation (WTC), а этого на тот момент еще не произошло. Бретту казалось, я превращаюсь в жадного до денег монстра, и он боялся, что я вообще не заплачу ему ничего. В самом начале нового года мы обменялись несколькими электронными письмами. Он казался умиротворенным и настроенным на философский лад, однако по его словам чувствовалось, насколько сложно ему подбирать слова и в какой он пребывает меланхолии. Он с семьей находился в Швейцарии, оправляясь от удара электротоком, а я была в Норфолке со своими родными.

«Я одинокий рейнджер, малышка, – писал он в одном письме. – Именно поэтому я не уверен в том, что все будет работать так же, как прежде. Теперь мне не кажется, что жизнь без границ может сделать человека лучше. Однако ты уже чемпионка мира, поэтому думаю, что это не вызовет никаких проблем».

Он писал мне, что все новые советчики, со всем своим опытом и рекомендациями, всегда будут говорить мне то, что не понравится одиночке Бретту. Он считал, что мое академическое начало будет инстинктивно толкать меня к ним или, по крайней мере, заставит нервничать от того, что мне приходится следовать советам парня, который бросил школу в 14 лет, или от того, что я воспользуюсь его советом, а потом что-то пойдет не так. Он напомнил, как я говорила ему, что буду первой из спортсменов, кто не покинет его после достижения успеха. А еще он сказал, что мы, люди, можем смириться с абсолютной бедностью и нищетой, но нас разрушают несбывшиеся надежды. Было совершенно очевидно, что он подавлен.

Прошла неделя, и он все еще не получил денег за мою победу на Гавайях и разозлился:

«Ты хочешь быть не такой, как все, но при этом стремишься к нормальности. Здорово видеть, что тебя окружают все эти советчики; приятно тренироваться в местах, где занимаются такие же люди, как ты сама; отлично находиться в дружеской и расслабленной атмосфере. Но ты продукт атмосферы, в которой находишься. Ты, девочка, показываешь самые хорошие результаты, когда превращаешься в демона, в гребаного дьявола. Может быть, тебе это и не нравится, но мы оба знаем, что это сидит у тебя внутри. Я просто пользовался этим твоим свойством, подстегивая и контролируя тебя.

Теперь ты хочешь нормальности. Прости, но ты сама ненормальная, как и твой старый тренер. Мы оба движемся против системы. Единственная разница заключается в том, что ты жаждешь общественного признания, а я – нет».

К моему большому удивлению, отношения между нами начали налаживаться лишь тогда, когда я получила призовые деньги за Кону и приготовила 20 тысяч долларов для перевода на его счет. Я говорю об удивлении потому, что он действительно думал, что я не собираюсь ему платить. Наверное, он знал меня лучше, чем я сама, и чувствовал, что финансовые вопросы способны меня испортить.

Бретт предложил мне оливковую ветвь – сразу же после того, как отправил мне свои банковские реквизиты. Он рассказал о своем представлении, как могли бы отныне строиться отношения между нами: