Александр Петров - Тайны советского хоккея

На том же Кубке Канады перед матчем со сборной США, который имел решающее значение, руководители нашей команды связывались с Москвой и просили выплатить за победу в этом поединке по 500 долларов – сумму по тем временам огромную. Когда получили положительный ответ, сообщили хоккеистам. Для них это был колоссальный стимул, и они по всем статьям переиграли американцев.

Интересовались в разных странах в заповедные времена не только советскими хоккеистами, но и тренерами. В 1974 году владелец клуба «Йокерит» (Хельсинки), который в Финляндии пользуется примерно такой же популярностью, как у нас московский «Спартак», во время чемпионата мира, проходившего в Хельсинки, обратился к Борису Майорову с предложением возглавить его клуб.

«Безусловно, самостоятельно этот вопрос я решить не мог, – рассказывает Борис Александрович. – Обратился к известному советскому специалисту Андрею Старовойтову, который тогда был членом Совета международной федерации. Он сказал, что займется этим делом. Вскоре в наше посольство в Хельсинки пришел запрос от финнов. Все вопросы были решены. Однако буквально за два дня до отъезда мне сообщили, что я никуда не еду, поскольку в ЦК КПСС кто-то против. Все, как говорится, повисло на волоске, ибо спорить с партийными начальниками никто не мог. Однако там же в ЦК нашлись люди, объяснившие, что у нас с финнами прекрасные отношения и надо их развивать. Поэтому поездка кстати. И, кроме того, контракт уже подписан.

Итак, я осенью 1974 года поехал в Финляндию. Сейчас, когда с тех пор прошло много времени, могу сказать, что для меня лично это было не совсем приятное явление. Я формировался в обстановке профессионализма, хотя, когда мы уезжали на Олимпиады, у нас в олимпийских карточках в графе «профессия» одному писали «токарь», другому – «студент», ну а мне – «инженер», поскольку я уже закончил Московский авиационно-технологический институт. В Хельсинки же столкнулся с тем, что почти все мои игроки работали в разных местах. Исключение составлял Тимо Туронен, он входил в сборную Финляндии. Я спросил у хозяина – почему он не работает. А он ответил – ленивый. Тренировались раз в день после работы – по полтора часа. Для меня это было сложно, поскольку я не мог дать им того, что обычно получают профессиональные игроки. Кроме того, не раз возникали проблемы с составом на матчи в других городах. Бывало, подходит ко мне какой-то игрок и сообщает, что, наверное, не сможет из-за загруженности на работе выехать с командой. Я, конечно, остро реагировал. Поскольку игроки-то у меня в команде, что называется, считаные были. Максимум 18 человек, включая двух вратарей. В одних случаях проблему удавалось решить, в других – нет. Так и играли.

С одной стороны, конечно, было интересно поработать за границей. Но, к сожалению, финансовые условия были просто дикие. И получал я в первый сезон на руки всего 1500 марок, 20 процентов от общей суммы контракта. Остальные 6000 марок, это 80 процентов, шли, как говорится, в казну. Но это еще не все. Если моей жене с дочкой надо было по каким-то причинам уехать в Москву, то из моих полутора тысяч высчитывали 300 марок, а если уезжал я, то вообще 1200! Конечно, глупость полнейшая. Но таковы в СССР правила были. И практически ежемесячно, кроме партийных, профсоюзных взносов, подоходных налогов, приходилось делать пожертвования. В посольстве при выдаче зарплаты так и говорили – надо внести 20 или тридцать марок в Фонд бездомных детей или в Фонд борьбы с безработицей… Удовольствия я при этом не испытывал, поскольку хотя и не голодали, но жили скромно. Хлеб, между прочим, стоил полторы марки, нам нужно было в день, как минимум, два батончика, они небольшие были – три раза откусил, и все.

Так жили все, кто в то время выезжал за рубеж. Кроме того, в Москве мне выплачивали часть зарплаты в рублях, где-то 30–40 процентов, суммы незначительные. Но за два года накопились неплохие деньги. И с них я после возвращения заплатил партийные взносы. Лишь затем мне выдали партийный билет, который я перед выездом сдал в ЦК КПСС. Как платили игрокам, я не знал, там об этом никто не скажет.

Во второй раз я отправился в «Йокерит» накануне распада СССР – в ноябре 1990 года. Моим оформлением занимался уже «Совинтерспорт». Ситуация, безусловно, изменилась, но проценты все равно были грабительские, да еще в первый год пришлось Спорткомитету СССР кое-что отстегивать. Потом, когда Союз развалился, я платил «Совинтерспорту» уже как моему агенту. В общем, от финской зарплаты я имел 60 процентов, и это были нормальные деньги. Вот только, откровенно говоря, получать их всегда было неудобно. Выдавали зарплату в торгпредстве, а она у меня была раза в три выше, чем у посла. И кое-кто на меня косо посматривал. Но мне финны платили за решение серьезных задач на высоком профессиональном уровне. Сначала пришлось вытаскивать «Йокерит» из кризиса, он на момент моего появления не блистал, более того – мог и покинуть высший дивизион. К счастью, мне удалось найти взаимопонимание с хоккеистами, и команда смогла сохранить место в группе сильнейших команд. А в следующем сезоне мы выиграли чемпионат Финляндии».

В еще более сложной ситуации оказался заслуженный мастер спорта Виктор Цыплаков, который в 1972 году отправился по просьбе австрийцев в клуб «Клагенфурт», через который прошли многие наши соотечественники. В его контракте значилась ежемесячная зарплата в размере 1000 долларов США. Однако хоккеист получал на руки всего 200.

«До меня в Австрии, в любительском венском клубе, играли Юрий Морозов и Валерий Никитин, – рассказывает Виктор Васильевич. – И перед отъездом я у Юрия Ивановича поспрашивал про житье-бытье, получил соответствующие инструкции, что и в каких количествах с собой везти. Мы точно знали, что денег, которые будем получать в Австрии, не хватит. И мы с Юрием Глуховым, который стал тренером «Клагенфурта», прихватили с собой пару рюкзаков с продуктами.

Приняли нас доброжелательно, сообщили, где будем жить, что нам на двоих выделена машина.

Тут же в аэропорту сказали, что сразу нужно ехать на сборы, и предложили перевезти все вещи по месту жительства. Водитель автобуса взялся помочь, но рюкзак с консервами поднять не смог. Хозяева клуба поселили нас у бывшего хоккеиста «Клагенфурта» Ганса Кнабеля, человека взрослого, хозяйственного. У него в доме был прекрасный погреб, в котором хранились различные овощи, которые разрешали брать. До сих пор помню, как мы варили кастрюлю картошки, потом клали туда пару банок тушенки, все это солили, перчили, перемешивали, и – обед готов.

Хозяева относились к нам с пониманием, они знали о наших проблемах. А в клубе вообще в ужас пришли, когда просочилась информация, что львиную долю зарплаты у нас отбирают. Надо сказать, там, кроме нас, чистых профессионалов не было. Игроки работали в разных местах. Помню, один парень трудился на автозаправке, так он нам так и говорил – приезжайте, налью вам бесплатно бензин.