Ши Синъин - Уличное кунфу

На площадках демонстрировались не только театрализованные действа, но и устраивались своеобразные выставки масок, фарфора, других изделий местных мастеров. Однако наибольшее количество публики привлекала, естественно, демонстрация кунфу, так как это была реальная возможность увидеть мастеров, известных на весь Китай. Одним из самых ярких было представление с шаолиньской палкой, во время которого демонстрировались одиночные комплексы и парные бои. По воспоминаниям очевидцев, эти выступления были столь многолюдны, что головы людей напоминали бурлящее море, многие залезали на плечи соседям, стараясь увидеть то, что происходит на площадке.

Под удары в гонги проходило другое красочное представление кунфу – «Палка пяти тигров». Разыгрывалась сцена боя императора Чжао Куаниня, большого знатока боевых искусств, с пятью тиграми. В сценке участвовали пять человек, трое из которых были вооружены палками. Артисты были одеты в красочные костюмы, лица ярко разрисовывались, надевались парики и наклеивались бороды. Самым массовым было представление с восковыми шестами – палками, изготовленными из ясеня и отполированными до блеска. Комплекс с палкой показывали иногда одновременно несколько десятков человек и сотни палок вздымались как одна. Ошибки исключались – публика наизусть помнила содержание сценок, многие зрители были искушены в кунфу, и ошибающегося могли ждать большие неприятности. Выступать на таких представлениях считали за честь самые большие мастера, однако в основном в столице выступали наиболее отличившиеся офицеры императорской гвардии.

В деревнях представления кунфу были менее красочны, но и менее формализованы. Нередко представление превращалось в свободные поединки, и известны случаи, когда во время храмовых праздников некоторые участники были травмированы или даже погибали. Однако это было другое кунфу, нежели то, которое существовало в школах или сектах. Прежде всего, оно отличалось целевой направленностью. Демонстрация кунфу перед публикой особое внимание уделяет форме исполнения, ее сложности и отточенности каждого приема. В школах кунфу речь шла о постоянном преодолении этой формы, о форме вне форм, прозрении абсолютной тайны за предельно ясным движением. Для этого большое количество людей лишь мешало, хотя, несомненно, истинных мастеров не смущали внешние факторы. Мир кунфу как бы сходился во всей своей полноте и интенсивности в светлом и чистом сознании подлинного мастера, для остальных же людей он представлялся в своей косвенной форме, например, в виде демонстрации таолу или показе подвигов жесткого цигун – разбития камней на груди и конечностях, безболезненных приемов ударов мечом в живот и пикой в горло и многих других.

Кунфу внутри единого объема внешней формы как бы распадается на два направления, различные по своему внутреннему смыслу, или, точнее, по глубине постижения внутренней сути. С одной стороны, это закрытые школы, секты, индивидуальные мастера, с другой – многочисленные дворы боевых искусств (гуань), где тренировалось иногда до сотни человек, обширные праздники и демонстрации приемов. Неискушенному наблюдателю они могут показаться похожими, нередко было, что выполнялись одни и те же таолу и даже произносились одинаковые наставления. Но произносились они разными учителями и перед разными учениками, поэтому в кунфу вопрос «Кто делает?» всегда важнее вопроса «Что делает?». Именно таким образом обычные поклонники боевых искусств, которые жили миллионами в деревнях, отличались от небесного таланта (тяньцай) – истинного прирожденного ученика, а наставники кунфу, обучавшие население, – от пресветлого учителя (минши).

Большинство методов и стилей разрабатывались внутри школ, только они могли обобщить и сохранить тот глубокий смысл, который подразумевал собой каждый стиль. Дворы боевых искусств использовали формы, а иногда и методы их преподавания, однако не имели каналов передачи этой традиции. В частности, каждая школа, большинство из которых образовывалось в рамках семейных структур, имела свои генеалогические хроники, которые всегда позволяли соотнести ученика с первоучителем. В хроники включались и наставления учителей, и зачастую само понятие «школа» определялось именно по наличию таких источников мудрости. Они были не обязательны к прочтению, но обязательны к сохранению и почитанию. Трактаты служили своеобразным символом школы.

Даже сейчас, когда в КНР ведется огромная работа по упорядочению кунфу и предпринимаются попытки сохранить эти записи, дабы они не канули в Лету после смерти мастеров, учителя редко отдают их государственным организациям, считая это делом недостойным. В настоящий момент известно лишь несколько таких трактатов по стилям, которые можно назвать сравнительно полными. Это, например, канон тайцзицюань, часть шаолиньских архивов. Однако никто не может даже предположить, каковы эти хроники в полном виде и что они скрывают (или открывают?).

Когда же реально впервые шаолиньские монахи продемонстрировали свое необычайное мастерство? До начала XIV в. кунфу широко практиковалось в народной среде в виде отдельных боевых упражнений, а также гимнастическо-оздоровительных систем, относящихся к даосским истокам, однако, кроме легенд, история не донесла до нас ни единого факта о существовании какого-либо конкретного стиля, соотносящегося с Шаолиньским монастырем. Тем не менее косвенные данные позволяют предположить, что активная практика боевых искусств в монастыре началась еще в XIII в., а к началу XIV в. существовали уже особые монашеские отряды, набранные из Шаолиньсы.

С начала династии Мин (1368–1644) и в течение почти двух столетий на приморские провинции Китая регулярно совершались набеги японских пиратов. Нередко в результате этого оказывались разоренными целые уезды и деревни. У местного населения не хватало собственных сил для отражения набегов опытного в бою и хорошо вооруженного противника. Государственная администрация вяло реагировала на просьбы местных жителей и некоторых патриотически настроенных чиновников оказать помощь, прислав отряды регулярной армии. Организованную борьбу с японскими пиратами возглавил один из самых талантливых полководцев за всю историю Китая, прекрасный знаток боевых искусств, автор ряда трактатов по кунфу Ци Цзигуан (1528–1587).

Формируя армию, Ци Цзигуан обратил свой взор к знатокам кунфу, проживающим в разных регионах Китая. Не случайно в то время распространилась пословица: «Один боец кунфу справится и с десятью врагами, а десять бойцов кунфу могут обратить в бегство целую армию!» Многие знатоки кунфу, народные мастера обучали местные отряды самообороны, созданные в деревнях для защиты населения от бандитов, сопровождения караванов с товарами. В последующие периоды китайской истории эти отряды нередко перерастали в крупные объединения миньтуаней – деревенские ополчения, где все члены обязаны были владеть приемами кунфу, а сами отряды сохранились до середины XX в. Во времена Ци Цзигуана деревенские войска были невелики и включали от 5 до 100 человек. О многих бойцах кунфу из этих отрядов рассказывали необычайные истории: одни могли лишь взглядом расколоть камень, другие ловили рукой шарики из самострела, третьих не могли сдвинуть с места десяток силачей.