Лев Филатов - Ожидание футбола

Не могу умолчать, что выныривают из мира футбола и паразитирующие личности. И глядишь, какой-нибудь «заслуженный», к которому обращается сотрудник редакции с предложением написать статью, бодро соглашается и тут же выдвигает свой план: «Ты сам мастак, знаешь, что надо написать. Сгоняем пока в шахматишки… Между прочим, в каком номере ждать? А гонорар у вас платят 27-го? Видишь, не забыл. Но что-то давненько меня не привлекали, обходите… Мишка, смотрю, печатается. И Егор. А меня забыли…» От таких «авторов» приходится избавляться.

Большинство же относятся к сотрудничеству в печати с полной серьезностью. Михаилу Иосифовичу Якушину, к слову говоря, на своем веку немало цапавшемуся с журналистами, когда у него возникали перерывы в тренерской карьере, мы предоставляли возможность попробовать силы в журналистике. Казалось бы, этот почтенный человек, знающий футбол вдоль и поперек, скорее чем кто-нибудь другой имел право рассчитывать, что в редакции просто запишут его рассказ. Нет, Якушин брался за дело основательно. Сидя на трибуне, он наговаривал свои впечатления в диктофон, дома слушал себя, потом писал и к условленному часу являлся со статьей, и не уходил, пока ее не поправят «литературно», не перепечатают на машинке, пока не отправит в набор редактор.

Первым из знаменитых, с кем я встретился в редакции «Советского спорта», был Петр Ефимович Исаков. Он писал проницательнейшие отчеты о матчах, каждая его оценка была отрезана после семи примерок. Я не застал его на поле, но могу представить, как играл этот мастер, прозванный «профессором», основываясь на его отношении к работе в печати. Он служил футболу преданно и честно, стараясь не нанести ему вреда ни единым неосторожным или торопливым росчерком пера, не говоря уж о кривде или напраслине.

Журнал «Юность» попросил меня организовать напутствие маститого мастера юным любителям футбола. Выбор кандидатуры оставили на мое усмотрение. Я предложил это дело Петру Ефимовичу, зная, что и выполнит он его лучшим образом, да к тому же помня, что он хворает и находится в стесненных обстоятельствах. Исаков подумал (он никогда не выпаливал ответ мгновенно) и сказал: «Н-да, приятно… Хорошо, что в таком журнале пойдет… Но я не гожусь… Кто меня, старика, знает? Ребятне, чтобы ее задеть за живое, имя важно. Тут Игорь Нетто нужен. Нет, нет, не уговаривайте, затеяли доброе дело, так выполняйте, как лучше для футбола…»

Как-то раз я спросил знаменитого тренера Бориса Андреевича Аркадьева, имея в виду его незаурядный интерес к живописи и поэзии, каким образом он очутился в спорте. Ответ его был таков: «Я из того поколения, для которого в названии «физическая культура» слово «культура» стояло на первом месте». Виктор Иванович Дубинин и Андрей Петрович Старостин, интеллигенты, красивые, могучей стати люди, всю жизнь отдавшие футболу, – из того же поколения.

Дубинин пишет свои пространные обзорные статьи бисерным твердым почерком, и они таинственно появляются в редакции ранним утром того дня, о котором мы условились с автором, у вахтера, сидящего у входа. Ни опозданий, ни переносов срока, пунктуальнейшая работа. И всегда-то его статьи умны, основательны, логичны. Я со спокойной душой благословлял в печать его строгие претензии, сарказмы, нотации, критические обобщения, будучи уверен, что критикуемые не посмеют явиться с опровержением или неудовольствием. И не являлись. Ни разу. Это и подтверждало высокий деловой авторитет автора.

Старостин – натура артистическая. Его «быть или не быть» как журналиста на моей памяти всегда состояло в том, что он, раздосадованный и оскорбленный непрезентабельностью увиденного футбола, рвался найти резкие, изобличающие, насмешливые слова, и тут же, словно его на бегу окликнули, останавливался и вспоминал, что и он сам из этого дивного футбольного мира, и всем ему обязан, и любит его нежно, и неужто неказисто играют наши, быть того не может, отличные мелькают матчи и игроки есть одно заглядение… Кто знает, быть может, его раздвоенность и есть самая верная позиция?!

…Давно, в 1949 году, случилось это. Игрался матч «Динамо» – «Спартак», и стадион был полон. Динамовцы сильны, это их сезон. Вратарь «Спартака», бесстрашный, клокочущий азартом, себя не щадящий Алексей Леонтьев, все время в полете, без передышки.

Вот он кидается в свалку снова, и… замирают вокруг него футболисты, замирают трибуны. Несчастье, тяжелое увечье, перелом грудного позвонка. Больше вратаря Леонтьева не видели. Прошло время, и в «Советском спорте» под заметкой появилась подпись: «А. Леонтьев, мастер спорта».

Непросто было человеку, когда ему за тридцать и когда позади целая футбольная жизнь с тремя кубковыми финалами, с шампанским, выпитым из только что взятой с боя хрустальной чаши, с морскими шквалами оваций, со славословием поклонников и с нескончаемыми днями в больнице, лежа на вытяжке, с ранней сединой в колючем «полубоксе», модной спортивной прическе тех лет, оказаться начинающим репортером. Слушать снисходительные замечания бывалых сослуживцев, которые моложе его, терпеть их лютое марание в листочках, над которыми сидел ночь, и догонять, догонять, штудировать толковые словари, с карандашом в руке изучать, чуть ли не по слогам, чужие удачные работы. Все это прошел, выстрадал Алексей Иванович Леонтьев. И выписался, стал журналистом, сумел вытащить на газетные страницы то, чем сам жил в футболе, – детали, тонкости игры, ее мужественную прямоту.

У Сергея Сальникова свой затейливый, дриблинговый слог, вкус к розыскам редких словечек и безошибочное видение игры, которую он по прошествии многих лет не то чтобы видит, а и продолжает ощущать ногами, телом, дыханием, биением сердца. И как сам на поле был он изящен и ловок, так и в писании Сальников отдает предпочтение футбольной красоте, стройности, гармонии, за это и стоит, за это и ратует. Знаю, упрекают его за эстетство, за то, что «слишком много хочет». Но такие упреки автору делают честь.

Эти люди, пришедшие с футбольных полей, обогатили нашу прозу, придав ей то, что им доподлинно ведомо: свежий луговой запах пружинистого травяного газона, звонкую легкость пушечного удара, тяжесть плеч докучного преследователя, тренерскую крутую волю, невидимые миру удары и остановки на тренировках, словечки из боевого жаргона, всевозможные тайные ухищрения, мгновенно мелькнувшие красоты, чьето необычное поведение – словом, все то, что может скользнуть мимо внимания зрителя и что благодаря этим авторам он, зритель, начинает видеть и улавливать, отчего удовольствие его множится.

Побывал я на четырех чемпионатах мира, и одним из всегдашних моих изумлений было несметное число журналистов, пишущих о футболе. В Мюнхен их съехалось тысяча шестьсот. В наше время, когда решительно всё пересчитывают, это четырехзначное число поразить воображение бывалого читателя не может. И все же, когда представляешь, что эти люди за какой-нибудь час после окончания важного матча заполняют своими отчетами примерно восемьсот газетных полос формата наших «Известий», то это, что ни говорите, внушительно. Замечу, что в число тысячи шестисот не входят журналисты радио, телевидения и кино, им и счет ведут в другой графе, и селят в других гостиницах. Да и не все приезжают на чемпионаты, дома, наверное, остается не меньше…