Игорь Фесуненко - Чаша Мараканы

К сказанному остается только добавить, что хитрая операция редакции «Плакара», весь этот полемический запал, остроумие и злость были растрачены впустую.

Спустя несколько дней президент «Сантоса» на очередной пресс-конференции на вопрос одного из журналистов о том, что он думает по поводу скандала с «продажей» своих игроков в Марокко, невозмутимо ответил:

– А что тут, собственно говоря, такого? Я и сам готов продать всю команду. За исключением, пожалуй, Пеле и Эду…

Ну а как отнеслись ко всему этому сами футболисты? Этот вопрос я задал год спустя Карлосу Альберто, интервьюируя его в Рио-де-Жанейро в связи с переходом в команду «Ботафого». Карлос Альберто сказал:

– И до этого случая мы знали, что генерал Осман не обладает и минимальными способностями руководителя футбольного клуба. Именно поэтому он и подобные ему развалили «Сантос». Недавно, правда, карьера генерала в «Сантосе», к счастью, завершилась. И вполне бесславно. Он вынужден был уйти в отставку.

– Вы полагаете, что это дает возможность «Сантосу» оправиться и вновь занять свое место среди сильнейших команд Бразилии и мира?

Карлос Альберто развел руками.

Двое суток после изгнания Салданьи сборная жила без тренера. Вдруг выяснилось, что единодушные в своей вражде к Салданье руководители конфедерации бразильского спорта имеют каждый своего протеже. На страницах газет замелькали имена Отто Глория, возглавлявшего на чемпионате мира 1966 года португальскую сборную, Дино Сани из «Коринтианса» и других не менее знаменитых тренеров. Но на третьи сутки восторжествовала кандидатура Марио Жорже Лобо Загало.

Участник мировых чемпионатов 1958 и 1962 годов, тихий, осторожный, предусмотрительный Загало по характеру своему полная противоположность Салданьи. Но в тонкостях футбола разбирается не хуже его. В специфических условиях Бразилии, где суеверия доведены до абсурда и каждый игрок обязательно имеет своих святых покровителей, где футболисты ступают на поле обязательно с правой ноги, осеняя себя крестным знамением и целуя «приносящие счастье» амулеты, Загало, помимо своей уравновешенности и спокойствия, вселяющих в футболистов уверенность в своих силах, обладал еще одним достоинством: он считался счастливчиком, баловнем судьбы.

Эта репутация укрепилась за ним с первых же его шагов на футбольном поле. Едва он появился в начале пятидесятых годов во «Фламенго», как команда завоевала один из самых почетных титулов в бразильском футболе – чемпиона Рио-де-Жанейро. На следующий год Загало стал вместе с «Фламенго» дважды чемпионом Рио. Выехав в 1958 году на чемпионат мира в Швецию, он числился в резерве на позиции левого крайнего нападающего (после считавшегося сильнейшим в этом амплуа Пепе из «Сантоса»), и никто не верил, что Загало получит возможность ударить хотя бы раз ногой по мячу. Но на одной из тренировок Пепе получил травму, и Загало был временно введен в основной состав. А когда Пепе оправился, было уже поздно: от добра добра не ищут, и тренер Висенте Феола не решился возвратить на скамейку запасных невысокого щупленького парнишку, ставшего основным элементом трансформаций атакующей схемы 4 – 2 – 4 в оборонительную – 4-3-3.

Перейдя из «Фламенго» в «Ботафого», Загало и туда принес счастье: клуб в течение двух лет подряд выигрывал чемпионат Рио-де-Жанейро. Затем был победный чемпионат мира 1962 года в Чили, после которого пришло время и Загало, как говорят в Бразилии, «подвешивать бутсы». Баловень футбольной судьбы был приглашен тренировать юношескую команду «Ботафого» – и в мгновение ока сделал ее чемпионом штата! После этого ему доверили руководство «командой мастеров», как сказали бы у нас. И опять счастливая звезда озарила путь молодого тренера: за три сезона он дал клубу пять победных титулов, в том числе заветный Кубок Бразилии!

К этому времени слухи о невероятном везении Загало достигли, если можно так выразиться, общенационального масштаба, причем наиболее усердно распространяли и подогревали их коллеги Загало.

Парадокс? Нет. Просто многим тренерам удобно было объяснять успехи Загало улыбкой судьбы, а не его талантом и трудолюбием. Впрочем, те, кто знает Загало поближе, уверяют, что его везучесть не ограничивается прямоугольником футбольного поля и что, участвуя в лотереях, он, если и не выигрывает крупных сумм, то как минимум окупает расходы. «Все, к чему он прикасается, превращается в золото», – сказал как-то в шутку его друг и коллега по сборной, дважды выигрывавшей золотые медали, Нилтон Сантос. И, как мы знаем, чемпионат мира 1970 года подтвердил эту репутацию Загало.

Он вырос в семье мелкого служащего, обучился профессии бухгалтера, а в футбол начал играть вопреки воле отца. В конце концов, правда, последний смирился с этим увлечением сына, тем более что оно стало источником куда больших доходов, нежели унылое корпение над приходо-расходными ведомостями.

Незадолго до назначения в сборную, будучи тренером «Ботафого», Загало отвечал на вопросы журнала «Маншете». Это интервью дает некоторое представление о его взглядах.

– Загало, можно ли считать, что футбол является самым важным делом вашей жизни?

– Нет, самое важное для меня – семья: я женат и у нас четверо детей…

– Чего бы вы хотели иметь в жизни больше всего?

– Здоровья.

– Как вы расцениваете футбол? Это искусство? Способ самовыражения личности?

– Футбол высокого класса – это врожденный дар. Его можно усовершенствовать, но ему нельзя научиться. Здесь есть нечто схожее с озарением, знакомым писателю и певцу.

Говорят, что если бы Загало не посвятил себя футболу, из него мог бы выйти неплохой дипломат.

Впрочем, посудите сами. О том, что центральный нападающий из команды «Атлетико» Дарио, игрок таранного типа, является кумиром президента республики, в Бразилии знают все. И когда Салданье в пору его руководства сборной намекнули, что неплохо бы лайти в ней местечко для Дарио, он ответствовал, что, не претендуя на какую бы то ни было роль в формировании кабинета министров, определит состав своего «футбольного кабинета» без сторонней помощи и советов. Загало же на следующий день после своего прихода в сборную объявил об уточнении ее состава и в числе пяти вновь приглашенных игроков назвал, как и следовало ожидать, Дарио. После чего посадил президентского любимца (манера действий которого никак не согласовывалась с игрой Пеле, Тостао и Жаирзиньо) на скамейку запасных, где тот благополучно просидел в Мехико все матчи.