Виктор Васильев - Актеры шахматной сцены

Борисенко был способен вызывать улыбки, впрочем только добрые, и не на сцене. Его фанатическая увлеченность шахматами не отпускала его ни на минуту. Во время женского чемпионата страны, проходившего в Тбилиси, куда он приехал и как муж, и как постоянный тренер Валентины Борисенко, мне пришлось наблюдать прелюбопытнейшую сцену. В день отдыха гостеприимные хозяева устроили участницам экскурсию по городу. Борисенко одним из первых вышел к автобусу, держа в руках карманные шахматы и сумочку жены. Отъезд почему-то задерживался, и Борисенко, стоя у подъезда гостиницы «Тбилиси», расставил на карманных шахматах какую-то позицию и, прижав локтем дамскую сумочку, углубился в анализ. Был яркий воскресный день, улицы проспекта Руставели заполнила праздничная толпа, и надо знать веселых тбилисцев, чтобы понять, какие эмоции мог вызывать у них мужчина, который с дамской сумкой под мышкой стоял среди гуляющих, не отрывая взгляда от лежащей на руке доски…

Порой бывает весьма непросто разобраться в том, как держится шахматист на сцене – лицедействует или ведет себя натурально, естественно, «как в жизни». Когда, например, Карен Григорян, получив выигрышную позицию, по-детски радуется удаче и тщетно старается спрятать улыбку, на него никто не обижается: все знают прямодушие и доброту этого человека, который просто не умеет скрывать своих чувств. Когда Петросян, играя в одном из чемпионатов с Ефимом Геллером, сидел за столиком как-то боком, это тоже было естественно: гроссмейстеры в ту пору не ладили между собой, и Петросян попросту не хотел, не мог глядеть на своего противника. А вот если Самуэль Решевский в сложной позиции вдруг с безразличным видом предлагает ничью, опытные шахматисты знают: это, скорее всего, неспроста, тут надо поискать выигрыш. Однажды Решевский, допустив ошибку, после чего в случае правильного ответа противника мог сразу сдаваться, предложил ничью Эйве. Тот быстро понял, в чем дело, и доставил себе особое удовольствие: делая выигрывающий ход, Эйве смотрел в глаза Решевскому и улыбался…

Насколько важно уметь сохранять внешнее спокойствие, показывает такой эпизод. В одном из чемпионатов страны молодой в ту пору мастер Подгаец встретился с опытнейшим гроссмейстером Авербахом. Когда до победы оставалось рукой подать, Подгаец огорошил Авербаха предложением разойтись по-мирному. Гроссмейстер, естественно, не заставил себя долго упрашивать и отправился в гостиницу, где, убедившись, что его позиция была проиграна, тут же сочинил заметку об этом поучительном эпизоде в редактируемый им журнал «Шахматы в СССР». Что ж, в хозяйстве бывалого гроссмейстера ничто не должно пропасть.

– Как это вас угораздило предложить ничью в выигранной позиции? – спросил я мастера.

– Слишком уж уверенно играл Авербах, – последовал ответ…

Нынешний Геллер никак не реагирует на публику. Целиком поглощенный игрой, он почти не встает из-за столика и лишь изредка бросает из-под набрякших век тяжелый взгляд на соперника. А было время, когда Геллеру, как мне кажется, нравилось, что он находится на подмостках шахматной сцены. Хорошо помню, как уверенно, по-хозяйски, заложив руки за спину, ходил по сцене 24-летний Геллер, впервые выступивший в чемпионате страны и едва не занявший тогда, в 1949 году, первое место. Играл ли он тогда на публику? Наверное, и сам Геллер не сможет ответить на этот вопрос.

Коли зашла речь о походке, не могу не припомнить удивительных метаморфоз, которые происходили с походкой рано ушедшего из жизни Леонида Штейна. Шахматист редкой одаренности, несколько раз побеждавший в чемпионатах страны, Штейн, когда у него ладилась игра, ходил по сцене, печатая шаг, с высоко поднятой головой. В периоды относительных неудач походка Штейна приобретала иной, менее победный характер. Когда он был самим собой – в первом или во втором случае? Наверное, в обоих, хотя некоторый наигрыш в эффектном варианте походки у Штейна, наверное, присутствовал. Впрочем, вряд ли сам Штейн об этом подозревал.

Хотя американец Роберт Фишер и не участвовал, естественно, в чемпионатах нашей страны, мне все же хочется пригласить его символически на сцену, тем более что он, будучи, несомненно, одним из великих чемпионов мира, представляет собой странную, загадочную фигуру.

О Фишере говорили и писали очень много, особенно после того, как он отказался в 1975 году защищать свой титул в матче с Анатолием Карповым, но не было, кажется, о Фишере двух одинаковых мнений.

Так как мне не приходилось видеть Фишера, а тем более общаться с ним, я не считаю себя вправе рисовать внешний облик этого человека, и поэтому прибегну к высказываниям тех, кто его непосредственно наблюдал.

Писатель А. Голубев, которому, по его словам, «довелось довольно близко познакомиться с Фишером и наблюдать его как в турнирном зале, так и вне его», дает очень выразительный и недвусмысленно отталкивающий портрет Фишера, тогда еще претендента на чемпионский титул (заметки Голубева были опубликованы в «64» за год до того, как Фишер победил Спасского). Итак, фрагменты из заметок Голубева.

Фишер «встает из-за стола резко, шумно отбрасывая кресло. Не встает, а вскакивает. И, сунув руку за спиной под брючный пояс, начинает метаться от стола к столу или буквально уносится к выходу из зала…

Он худ, высок, сутул. И выглядит, простите за резкость, обычным великовозрастным шалопаем, коим на самом деле не является…

Постоянная неулыбчивость, напряженность лица не прибавляет ему симпатичности. Прямой крупный нос, тонкие злые губы, всегда полуоткрытый рот, будто готовый каждую минуту ответить резкостью. И глаза, светлые глаза затравленного зверька, которые в минуты, когда мозг Фишера как бы отдыхает от титанического напряжения между ходами, шаряще бегают по залу…

Ходит Бобби довольно странно: длинные ноги выбрасывает вперед коленом, и только потом ставит большие, сорок пятого размера, ботинки. Он производит впечатление человека, у которого нарушены координационные центры двигательной системы…

Своей ограниченностью, флюсностью в развитии, неконтактабельностью Фишер волей-неволей способствует развитию «интеллектуального босячества», словно раковая опухоль разрастающегося в шахматном мире. Я не считаю себя компетентным судить о пути развития шахмат, но уверен, что «интеллектуальное босячество» все чаще сводит древнее и великое искусство к примитивной формуле: «кто – кого». А это исключает одно из важнейших качеств шахматной игры – творческий, художнический подход.

С этой точки зрения манера игры Фишера мне кажется суховатой. Он делает мало ярких суперходов, зато почти не делает слабых и тем более ошибочных…