Лев Филатов - Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

Когда номер «Футбола» с отчетом Радчука был доставлен в расположение нашей команды, ее руково­дители прочитали его первыми и тут же постановили, что его ни в коем случае нельзя показывать игрокам, что их обидит, чуть ли не разоружит та фраза. Номер был изъят, а заодно было выражено недоверие всему журналистскому отряду. После этого и Мержанов, и я с руководителями делегации на протяжении чемпи­оната не встречались, полагая, что те, пребывая во взвинченном состоянии, в собеседники не годятся.

Ума не приложу, по какой причине так часто в фут­больных делегациях искусственно нагнетается сверх­напряженная обстановка. Делается это намеренно, счи­тается обязательным, но, как я не раз убеждался, цели не достигает, скорее, наоборот, отрицательно сказыва­ется на команде, делая игру скованной.

С этим впервые я столкнулся на шведском чемпи­онате 1958 года. Наставляя игроков перед встречей со сборной Швеции, один из руководителей (не тренер), сам бледный от волнения, насупив мохнатые черные брови, говорил мелодраматическим полушепотом примерно следующее: «Я призываю вас вспомнить Полтавское сражение, как его описал Александр Серге­евич Пушкин. Читали, надеюсь? Завтрашний матч ему не уступает по значению». Сидевший рядом со мной Сергей Сальников, которому предстояло играть, на­клонился и шепнул: «Чего это он: война что ли?» Я пожал плечами. Допускаю, что в иных случаях для возбуждения самолюбия могут потребоваться сильно­действующие средства. Однако применять их надо с умом, с чувством меры, а не так, чтобы у игроков ноги дрожали от волнения.

Вот и на английском чемпионате стараниями со­провождающих команду начальственных лиц была вы­сосана из пальца экстремальная ситуация. В этом, с одной стороны, проявляется незнание спортивной жизни, неуважение к мастерам, которых равняют с уче­никами, а с другой — желание иметь право впоследст­вии «доложить», что было предпринято все возмож­ное, и тем самым приобщиться к победе либо от­креститься от поражения.

Однажды Никита Павлович Симонян, и поигра­вший, и потренировавший, уже седой, на заседании, где обсуждалась какая-то неудачная игра, вдруг горе­стно воскликнул: «И что мы, в самом деле, вечно пере­напряжены, оттого и проигрываем!» Кстати говоря, и он тогда слушал, с «девяткой» на спине, про Пол­тавское сражение...

Наша сборная в Англии впервые выиграла четвер­тьфинальный матч. Факт знаменательный, на двух предыдущих чемпионатах наши футболисты в полуфи­нал, в четверку лучших не пробивались. Мне предсто­яло писать в газету, и до матча я размышлял о пред­стоящей работе, ходил по улицам и проговаривал отчет в уме. Знал, что буду ограничен во времени. Решил сочинить два варианта — для победы и для поражения. Вышло так, что вариант для поражения не получился. Пожалуй, не потому, что он нежеланен и уныл — работа есть работа, просто мне не верилось, что наша команда не обыграет венгров. И не мог себя заставить, так и пришел на стадион с заметками в блокноте — на случай победы.

Мне всегда нравилось, как играют венгры. Футбол хороших манер, хорошего воспитания, галантный, с изысками, в котором особо ценится (публика этого требует) все красивое, редкое, я бы сказал, гусарское. Только что в Ливерпуле венгры отвели душу, сплясав великолепный чардаш, затмивший бразильскую самбу. С нашей командой это у них не могло повториться. Часто какая-то команда объявляется для другой не­удобной. Так бывает. Тут сказывается и психология, и стилевые противопоказания. Для венгерской сборной наша как раз и является неудобной.

Думаю, это началось с 1952 года, когда сборная Венгрии провела два матча в Москве, один из которых проиграла, другой свела к ничьей. А надо помнить, что венгры тогда имели основания считать себя лучшими в мире. Пушкаш, Кочиш, Божик, Хидегкутти, Грошич — все это были крупные звезды. И их тактика с выдвинуты­ми вперед инсайдами была оригинальной. Тем не менее с нашей командой они справиться не сумели (а она в тот год только объявлялась на свет). Венгерских мастеров это должно было озадачить. И загадка так и осталась на долгие годы, до сих пор. На фоне энергичной, скоростной, длинноманевренной игры нашей сборной технические изыски венгров становились напрасными, тщетными, им приходилось, того не желая, включаться в состязание по быстроте, выносливости, упорству, и они его не выдержи­вали —не та закалка, не то терпение. За редкими исключе­ниями венгры чувствуют себя не в своей тарелке, играя с нашими командами, что со сборной, что с клубами.

Так все и получилось на стадионе в Сандерленде. Венгры справились с «неудобством» лишь во втором тайме, а счет уже был 2:0 не в их пользу. Правда, тут они начали добираться до штанг ворот Яшина, трясли их, но лишь однажды «яблоко» упало в сетку. В об­щем, все сбылось: и венгры себя показали и наши сыграли со знанием дела, в духе сложившихся фут­больных отношений. И мой отчет в блокноте наполо­вину был готов.

Когда улеглось возбуждение после победы, какой у нашей сборной до этого не было, и отчеты были продиктованы в Москву, мы с Мержановым, запер­шись в номере, снова разобрали матч. Спора не полу­чилось, оба пришли к заключению, что и советская команда не тянет в образцовые на чемпионате. Слиш­ком она была традиционной, постоянной, без вариан­тов, со своей схемой 4—2—4, соблюдавшейся неуклон­но. Она жестко придерживалась этой расстановки, по­лучившей еще в 1958 году название «бразильской». Хорошо выученные, но все же вчерашние уроки.

В дни чемпионата я познакомился с Львом Аб­рамовичем Кассилем. Произошло это легко, словно и не познакомились, а встретились. Я с детства помнил его «Кондуит» и «Швамбранию», видел «Вратаря», да и его заметки футбольные почитывал. А он сразу мне заявил, что имеет привычку, которой верен всю жизнь, не пропускать ничего, что пишется о футболе в прессе. Мы с ним провели прекрасные полдня в Национальной галерее, где, разумеется, о футболе не говорили.

При выходе из галереи Кассиль в киоске приобрел план Лондона и сунул его в карман пиджака так, что он форсисто наполовину высовывался. На улице он посмотрел налево, направо и сделал мне знак остано­виться.

— Сейчас мы с вами проложим маршрут к оте­лю.— И достал план.

— А я помню дорогу...

— Да? Сомневаюсь. Такой великолепный план! Итак, за спиной у нас Трафальгарская площадь. Нахо­дим ее... Наша улица вот здесь. Что я вам говорил? Без плана как без рук. Как вообще можно по Лондону ходить без плана? Смотрите, есть и другой маршрут. Второй подлиннее, но там на пути что-то интересное помечено. Так как?

Несомненно: со мной был Лев Кассиль, детский писатель. Я больше не настаивал, что знаю дорогу и без плана. По-моему, и он ее знал.