Лев Филатов - Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

В его внешности, в его манере себя держать, в его невозмутимости ничего не было героического, выда­ющегося. А тем не менее вся игра английской сборной зависела от него, она с ним согласовывалась, заданный им тон держала. Величие его было не в неповторимо­сти, а, напротив, именно — в повторимости, в пример­ности для всех, кто намерен был следовать футболу новейшему, развивающемуся.

В конце концов наши репортерские поиски увен­чались успехом. Игра была опознана. И было ясно, какими теперь глазами смотреть на футбол дома, с чем сравнивать, на что держать курс.

Чемпионат напоследок имел обескураживающий аккорд, отраженный от полуфинала ФРГ — СССР. Матч этот до известной степени был искажен травмой полузащитника Сабо (замен тогда не проводили) и удалением с поля правого крайнего Численко. Так вот, во всем этом некоторые должностные лица запо­дозрили злой умысел со стороны арбитра — итальянца Лобелло. И заподозрив, именно под этим углом вчи­тывались в отчеты о матче в «Советском спорте» и «Футболе». В газете автором отчета был Мержанов, в еженедельнике Латышев, наш самый знаменитый судья. Мержанов оставил без внимания судейство. Ла­тышев, как ему полагалось «по должности», свое мне­ние высказал. Вот два отрывка из его отчета:

«В штрафной площади сборной ФРГ после сто­лкновения падает В. Паркуян. Через минуту такая же картина у наших ворот — падает Эммерих. Но судья Лобелло не дает пенальти. С моей точки зрения, дела­ет это правильно. Вообще нужно сказать, что, как в этом матче, так и в других, которые мне пришлось видеть, футболисты очень легко падают и подолгу лежат, видимо рассчитывая на карающий свисток. Но судья Лобелло хорошо понимал театрализованные па­дения и не очень-то обращал на них внимание».

«Перед самым перерывом судья Лобелло удалил с поля Численко, который, проиграв единоборство, умышленно ударил по ноге Хелда, причем в момент, когда тот был без мяча. Другого решения судья, есте­ственно, принять не мог».

Я этот матч смотрел вместе с тренером В. Масловым. Мы, как водится, переживали за свою команду, но не помню, чтобы в обсуждении перипетий упоми­нался судья. Возможно, он и ошибался, но не настоль­ко, чтобы заподозрить в нем злодея.

Как бы то ни было, и Мержанову, и Латышеву по возвращении были предъявлены претензии в «аполити­чности». Претензии такого рода не фиксируются, в ли­цо их не высказывают, они — в разговорчиках, в слу­хах, они невидимые, и это хуже всего, потому что не с кем объясниться, ты кругом виноват, хотя неизвест­но, кто обвинитель.

Был и другой острый момент. В том же матче второй мяч после розыгрыша углового из-за штраф­ной площади мимо сгрудившихся перед воротами иг­роков обеих команд, которые заслоняли Яшину види­мость, уверенным ударом забил полузащитник Беккенбауэр. Ничего лучше не было придумано, кроме того, что Яшин «зевнул» этот мяч. И принялись об этом судачить. Хотя Яшин на том чемпионате в полной мере отвечал своей мировой славе, руководство нашей делегации этой его славе нанесло укол.

Футболу едва ли не постоянно, особенно когда наступает пора решающих матчей, сопутствует нер­возное окружение. Но кто-то обязательно должен оставаться уравновешенным, держать себя в узде. Чрезвычайно важен выбор руководителей делегации на больших турнирах, таких руководителей, которые реально оценивали бы происходящее, могли «отчи­таться» здраво, по существу, а не искать наобум виновных, лишь бы показать собственную безупре­чность.

Ну и, конечно, не имеет права терять голову жур­налист. Это нелегко. Одно из двух: либо веришь свое­му глазу и разуму и на том стоишь, либо подпадаешь под посторонние влияния и в угоду им пишешь то, во что сам не веришь.

Следующий отрезок между чемпионатами мира был тоже содержательным. Киевское «Динамо», «чемпионившее» три года подряд, с легкой душой можно было считать командой, отвечавшей мировым стан­дартам по строю и характеру игры. Наблюдения не противоречили тому, что мы видели в заключитель­ных матчах английского чемпионата мира, она шла по главному фарватеру. И самое приятное состояло в том, что киевляне не меняли срочно тактическую «одежду» на английский манер, они пришли к ней самостоятельно, одновременно с лидерами мирового футбола, угадав ведущие тенденции. Интересные об­разцы игры, не повторявшие слепо масловско-киевский, а предлагавшие ее разновидности, показывали московские клубы «Спартак», «Динамо», «Торпедо», тбилисское «Динамо». Применялись варианты с двумя форвардами и четырьмя полузащитниками, с тремя форвардами и тремя полузащитниками, тактическая дискуссионность сохранялась и в обороне, то зонной, то персональной, то смешанной. Все это говорило о биении тренерской мысли. Не существовало разног­ласий в том, что игра непременно должна быть актив­ной, интенсивной, с щедрой тратой сил.

В те годы в устном общении частенько возникал вопрос: «Почему бы Виктора Маслова не назначить тренером сборной?» Такие назначения окружены тай­ной, как тогда, так и сейчас. Не знаю, примерялись ли к кандидатуре Маслова всерьез, хотя как было не вспомнить о нем, тренере трехкратных чемпионов страны? Если примерялись, то мне нетрудно предста­вить причину отвода.

Виктор Александрович был до мозга костей трене­ром-профессионалом, начисто лишенным дипломатич­ности, умения произносить обтекаемые фразы, ублаго­творять начальствующих лиц ни к чему не обязыва­ющими обещаниями: «Приложим все силы», «Все от нас зависящее выполним», «Уверен, ребята не подве­дут». Он слишком тонко осязал, угадывал футбол: общие, для него — пустые, слова ему претили, он до­верял реальным, живым обстоятельствам и ничему, кроме них. А как раз реальное мышление обычно тяготит, затрудняет, наводит скуку на тех, кто руково­дит издали, — дела толком не знают, удовлетворяются приятными, удобными словесными гарантиями.

Маслов терпеть не мог, когда его спрашивали: «Ну что, опять станете чемпионами?» или «Кубок, можно считать, ваш?» Он напускался на спрашивающего, гне­вно сдвинув черные брови: «Вы что, пустомелю из меня хотите сделать?! Вам известно, как наша команда будет выглядеть через два месяца? И как поведут себя противники, тоже знаете? И что вратарь наш не поско­льзнется, и наш бомбардир не порвет мышцу? Так вот, я, в отличие от вас, всего этого не знаю, и в словесные бирюльки играть не намерен. Поищите кого-нибудь другого — мастера болтать».

Я встречал многих, кто полагал его грубияном, путаником, с которым кашу не сваришь. Этот пере­полненный идеями тренер всем тем, кто под идеей понимает лозунг и реверанс, казался безыдейным. Та­кая была у него участь: с 1960-го по 1970-й, сделав для нашего футбола необычайно много, он слыл неудоб­ным, в лучшем случае его называли оригиналом, но и в этом отзыве сквозило отрицание.