Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты

— Разумеется, олимпионик, — отвечал Феодосий, — но я знаю, что ты не испытываешь симпатии к персам, разорившим твою страну и разлучившим тебя на долгие годы с родиной. Я не сомневаюсь, — и тут Феодосий сделал многозначительную паузу, — что ты по достоинству оценишь моё к тебе благоволение и традиционную дружбу Византии с Арменией. Я уверен, что ты не позволишь Персии воспользоваться смертью царя Папа и твоим воцарением на престол для губительного союза с этой вероломной страной, нетерпимой к тому же в отношении христианской религии. На этом покоится моё решение о предоставлении тебе армянского трона… царь!

При этих словах Феодосий встал и хлопнул в ладоши. Из многочисленной свиты, окружавшей императора и стоявшей недвижимо в течение его разговора с Вараздатом, вышли три служителя, неся перед собой подносы. Карен, епископ Завен и начальник отряда Рубен Гнуни, сопровождавшие Вараздата на встрече с Феодосием, с удивлением разглядывали лежавшую на одном из подносов золотую корону, сверкающую драгоценными камнями.

Вараздат тоже поразился, увидев корону, но ничем не выдал своего волнения. Император взял её в руки и, подойдя к олимпионику, молча надел на его голову. Затем снял со второго подноса скипетр и подал его Вараздату. По знаку императора один из царедворцев взял с третьего подноса порфиру — шитый золотом пурпурный плащ — и накинул его на плечи Вараздата.

— Данной мне божественной властью и именем христианской церкви я провозглашаю тебя, Вараздата Аршакуни, царём Армении!

Да, посланцы Армении были удивлены. Но не тем, что Вараздат был возведён на армянский трон. И, конечно, не блеском драгоценных камней в короне. А тем, что, ступив на армянский престол, Вараздат сразу же получил от Феодосия отличительные знаки царского сана. Пап, получивший трон Армении от римского императора, так и не удостоился вручения ему этих царских отличий. Довольный произведённым впечатлением, император поздравил сановников с новым царём.

Вечером был устроен большой пир. Столы ломились от угощений и напитков. Гремела музыка. Перед гостями танцевали красавицы рабыни. Но новому царю было не до веселья. Мысли его снова и снова возвращались к словам, сказанным императором как бы невзначай:

— Укреплению нашей дружбы, царь, способствовало бы восстановление существовавшего ранее порядка, при котором католикос Армении назначается с нашего согласия и одобрения. Проявляя великодушие, я и христианская церковь не возражаем против нынешнего католикоса Усика и ждём его приезда в Кесарию на миропомазание…

Второе возвращение Вараздата в Армению происходило в месяце мунихионе. Природа вновь пробуждалась к жизни. Зеленели виноградные лозы, цвели знаменитые армянские абрикосы и персики. Воспрянувшая после изгнания ромеев страна готовилась сеять, зная, что ни один мешок пшеницы, ни один карас вина не будет изъят для пропитания расквартированных на родине иноземцев.

Несмотря на хорошее настроение окружавших его воинов, гордых тем, что они сопровождают в Армению нового царя, сердце Вараздата щемило от боли. Причин тому было много. И гибель родного ему царя Папа, и тревога, связанная с предстоящими незнакомыми заботами и делами, и горечь от его последней встречи с Деметрой, состоявшейся накануне отъезда из Византии.

Они не виделись четыре года, однако Деметра тут же поспешила в Константинополь, узнав, что Вараздат в Византии. Вместе с ней была её верная Фату, согласившаяся наконец на вольную и ставшая свободной гражданкой империи. Молодая нубийка, долго и тяжело переживавшая утрату своего возлюбленного, вновь обрела способность улыбаться в обществе Арсена. В конце путешествия Арсен предложил Фату руку и сердце и уговаривал уехать в Армению. Фату, смеясь, соглашалась, но только при условии, что Деметра тоже поедет вместе с ними.

Насколько радостной была встреча Вараздата с гречанкой, настолько же печальным было их расставание. Деметра словно предчувствовала, что их надеждам не суждено сбыться. И когда настало время пуститься в обратный путь и Вараздату подвели коня, Деметра проговорила с горечью:

— Прощай, царь! Пусть хранят тебя боги Эллады и Армении в славных делах твоих. Пусть они всегда покровительствуют тебе так, как это было на Играх в Олимпии!

— До свидания, божественная Деметра, — отвечал Вараздат. — Наше расставание не будет длительным. Я не забыл твоего обещания приехать в Армению по первому моему зову. Помни его и ты!

Деметра кивнула, но лицо её оставалось печальным.

— Поздно, любовь моя, — прошептала она вслед удалявшемуся Вараздату. — В заботах царских, на троне далёкой Армении, вовлечённой в круговерть событий, ты позабудешь свою Деметру.

Вараздат снова с триумфом въезжал в Арташат. Именно здесь, а не в столице страны Вагаршапате, где ещё сохранялся траур, было решено устроить ему торжественную встречу. В памяти Вараздата были свежи впечатления от того приёма, который был оказан ему четыре года назад. Он ничем не уступал нынешнему. Новый государь ехал в богато убранной царской колеснице, осыпаемой цветами. Он был в развевающемся пурпурном плаще, подпоясанном золотым царским поясом, и в красных башмаках. На голове у него сверкала царская корона. На площади перед Главными воротами вновь произошла волнующая встреча. Но теперь к бронзовому возничему приближался не олимпионик, а царь. Остановившись на мгновение у памятника царю-олимпийцу, Вараздат поднял в приветственном жесте руку, мысленно давая клятву быть достойным памяти этого мудрого правителя. Затем колесница двинулась дальше. За ней ехали свита, телохранители, нахарары, военачальники.

Особенно ликовал простой люд. Горожане хорошо знали Вараздата-олимпионика, часто гулявшего по городу, заглядывавшего на рынок, в мастерские, показывавшего детям прямо на улице приёмы борьбы и кулачного боя. Им было приятно, что новый царь молод, красив и мужествен, что он завоевал на чужбине высокую награду, побив в бою на кулаках сильнейших богатырей из других стран. Им казалось, что такой человек должен быть несомненно честным, справедливым и умным царём. Могли ли они предположить, что писец католикоса, круглолицый старец Павстос, человек зоркий и наблюдательный, запишет в своих свитках, ставших впоследствии бесценными документами истории, следующие слова: «Новый царь отличался мужественной красотой, храбростью необыкновенной, но не превосходил благоразумием своих ближайших предшественни-

Впрочем, что имел в виду Павстос под словом «благоразумие»? Не отказ ли от надежд на достижение Арменией полной самостоятельности? Если это, то Вараздат действительно «не превосходил благоразумием» других армянских царей, мечтавших о независимости армянского государства от Византии и Персии.