Эмануил Ласкер - Здравый смысл в шахматной игре

Это положение у Стейница скрещивается с другим. Он называет такой пункт сильным, на котором фигура будет в сравнительной безопасности от фигур противника. Фигура, которую может атаковать пешка, почти всегда будет вынуждена к отступлению. Следовательно, по Стейницу, фигура будет находиться на сильном поле тогда, когда она не может быть атакована пешкой.

Таким будет всякое находящееся перед отсталой или изолированной пешкой поле. Если сильное поле расположено в центре доски, то занятие его фигурой причинит большие трудности противнику.

Дадим несколько примеров: если после 1. e2—e4 белые когда нибудь пойдут c2—c4, то у черных появляется сильное поле d3. Такое поле (именно «d3») мы видели в приведенном положении из партии Паульсен—Морфи. Здесь Морфи занял этот сильный пункт d3 своим ферзем, дабы блокировать пешку d2 и Сc1. Это оказалось достаточным для решения судьбы партии.

В следующем положении Кh5 находится на безопасном, благодаря пешке g4 поле, и имеет в своем распоряжении сильное поле g3.

Слон e5 проигрывается, но зато после этого пункт e5 становится для черных сильным.

Пешки f4 и g4 — подвижны. Правда, они подвергаются атакам и рано или поздно их придется продвинуть или пожертвовать, однако черные, смотря по обстоятельствам, будут иметь выбор между этими двумя способами. Слон на e5 стоит не так уже слабо, т.к. в случае, если ферзь белых уйдет слишком далеко, слон получит возможность хода С : d4+. Из-за этого, например, белые не могут сыграть Ф : g4.

Стейниц дополняет вышеуказанные идеи еще одной, весьма существенной. Он вводит понятие т. наз. «борцовского» равновесия, которое он называет «balance of position».

Давно уже известно равновесие двух масс на весах и давно применено понятие равновесия сил в физике.

Английский философ Спенсер в своей «Социологии» и в своих рассуждениях на тему о борьбе за существование, говорил уже об особом равновесии, выражающемся в том, что в событиях не происходит сильных движений или перемещений. И все же я думаю, что Стейниц дал нечто оригинальное; он применяет понятие равновесия, чтобы дать шахматисту возможность поставить себе соответствующие положению цели; цели, которые достижимы; цели, ради достижения коих стоит сделать попытку.

Вот такого рода мыслей мы у Спенсера не найдем.

В этом отношении Спенсер почти Геккелианец. Он себе представляет все силы в виде тех физических сил, которые, по мысли Галилея и Ньютона, сделали всемирную историю, но при которых говорить об опытах, о попытках было бы бесцельно, я бы сказал, даже преступно.

Теория же Стейница была бы непонятна, если бы не базировалась на больших опытных трудах целого ряда мастеров.

Стейниц, сам сотни раз бравшийся со всей силой своего духа за разрешение проблем серьезных, трудных партий, вывел понятие равновесия, balance of position, из своего опыта. Этот опыт ему говорил, что существуют положения, в которых обе стороны не могут без ущерба для себя начать сильную атаку. И вот он определяет положение равновесия, как таковое, где никакая атака не может дать преимущества при правильной защите противника.

Положение равновесия можно узнать, руководствуясь простым здравым смыслом: если оба короля стоят безопасно, если силы равны и фигуры одинаково свободны в своих движениях, или одинаково связаны, если один ход не может существенно изменить позицию, то мы имеем образец равновесия.

В таком положении маэстро-практик, по Стейницу, обуздает свое честолюбие и изберет себе весьма скромные задачи.

Отсюда следует многое: однако мы выберем лишь кое-что. В положении равновесия положен известный предел остроумию и интеллигенции бойца. Нарушить равновесие и добиться преимущества можно не силой, но лишь при ошибках противника. И наоборот, из неравного положения перейти в уравновешенное можно также лишь при ошибках.

Правда, нужно оговориться, вряд-ли существуют в шахматах положения абсолютного равновесия. И в борьбе за существование и ее многочисленных ответвлениях, мы их не найдем, в этом можно быть уверенным. Тем не менее, правило Стейница сохраняет свою относительную верность, и в этом его значение, как методического пособия для борца.

Одно из следствий, которые Стейниц извлек из своего правила, относится к начальному положению.

Тысячу лет тому назад человеческий разум узнал проблему шахмат и с тех пор над ней работал. Старые мастера времен испанских Мавров, мастера эпохи Возрождения в Италии и Испании, логический дух Филидора; французы, англичане, немцы в начале 19-го столетия; после этого гениальные русские и американцы. Устраивались международные турниры и матчи между сильнейшими шахматистами. Появилась целая литература. Люди ревностно боролись, работали в кабинетах, анализировали, критиковали и вновь критиковали критику.

Если тайна шахмат может стать явной, то после стольких работ, после такого бесчисленного множества усилий, она должна была бы стать таковой.

Однако, на деле не так.

Тайна шахмат осталась тайной. Отсюда Стейниц сделал вывод, что начальная позиция находится в положении равновесия.

Это вывод эмпирический, а поэтому он не столь точен, как 2+2=4. Он даже недостаточно точно выражен, т.к. в полном равновесии начальная позиция не может быть (так мне кажется), хотя бы потому, что право хода за белыми, что должно быть дает им некоторое минимальное преимущество. Несмотря на это со времен Стейница почти все маэстро соглашались с правильностью его вывода.

Фантазеры быть может думали, что гений может колдовать; для колдуна нет законов, значит, для него нет и равновесия. С этой точки зрения, следовательно, теория Стейница с начала и до конца неправильна. Но все же вера в разум — сильнее. И поэтому мы сегодня тщетно искали бы мастера, опровергающего теорию Стейница. Из предпосылки Стейница вытекает следствие, что в начальной стадии игры цели атаки не должны направляться непосредственно на достижение мата, но должны заключаться в постепенном накоплении небольших преимуществ (accumulation of small advantages). Атака, это мы уже видели, может быть, и должна быть; только в начале нужна атака не стремительная. Атака будет успешна в том случае, если она развивается постепенно, неоднократно прерывается защитительными маневрами и, наконец, все увеличиваясь в своем темпе и силе, доходит до силы вихря, все сметающего на своем пути.

И эта задача не может быть решена без ошибок со стороны противника.

Однако, ошибаться свойственно человеку и надо полагать, что во время волнений и страстности, сопровождающих всякую борьбу, не трудно сделать оплошность; свое берет и усталость от долгой, напряженной игры, так что равновесие почти всегда нарушается в ту или иную сторону.