ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao

Все мои познания об Инь и Ян сводились к следующему. Ян был воплощением всего положительного: света, твердости, огня, движения. Инь характеризовала отрицательное – темноту, мягкость, воду, неподвижность. В классических определениях не было ничего, что могло бы навести на аналогию Квана. Тогда я решил потребовать объяснений.

– Инь воплощает в себе амбиции, стремление, движение, – сообщил мне г -н Кван. – Это качество женское, это плодородие в высшем понимании. Ян по своей природе очень силен, но в своем чистом виде лишен мотивации и стремления. Следовательно, Ян статичен: он не может двигаться без Инь. Зато без Ян у Инь не будет ни направления, ни формы.

– Значит, Инь – это движение, а Ян – неподвижность? – переспросил я. – Но вы утверждаете совсем противоположное тому, что пишут в книгах.

– Вот почему книжные знания не всегда верны, – сухо отозвался он. – Я узнал это лишь тогда, когда мне довелось путешествовать с двумя даосами. Они рассказали мне, что жизненные уроки гораздо более ценны, чем слова людей. Мои мастера говорили, что жизнь – это единственно истинная школа, а практический опыт – самый надежный учебник.

Больше всего господину Квану нравились реальные ситуации из жизни. Дао можно было найти везде; и понимание его нужно было извлекать в любое время. Теория была важна, но книге было не под силу разрушить ни одно из неверных представлений ученика. Зато учитель мог легко это сделать. Это могло произойти в любое время и в любом месте – даже после похода в кинотеатр.

– Казанова – совершенный даос, – объявил господин Кван после того, как мы посмотрели фильм «Вареннские ночи». Меня это опять заинтриговало. Как может человек, который вырос в монастыре и пропагандирует жизнь в медитациях, дисциплине и безбрачии, так отзываться о Казанове?

– Вы уверены? – спросил я. – Он выглядит самовлюбленным соблазнителем.

– Но он умеет смотреть внутрь вещей, – твердо сказал г-н Кван. – Он познал свою собственную природу и без колебаний исполнил назначенное судьбой. Он был свободомыслящим человеком, высоко образованной личностью. Вот почему я называю его совершенным даосом.

Иногда прагматизм господина Квана доходил до того, что занятия переводились исключительно в плоскость боевых искусств. Одно время город захлестнула волна грабежей в городских автобусах. Как-то вечером Кван пришел в класс с крайней озабоченностью на лице. Он заставил нас поставить стулья рядами, чтобы изобразить салон автобуса, после чего наступила многочасовая тренировка, на которой мы разбирали каждый аспект атаки в общественном транспорте. Он даже учил женщин особым приемам самообороны, используя одолженную сумочку, чтобы продемонстрировать ее возможности как оружия. Постепенно его опыт жизни в Нью-Йорке перерос в стратегию. Между прочим, именно тогда мы впервые услышали, что в свое время Кван жил в этом городе. У нас до сих пор есть стиль, который мы называем «Нью-йоркская подземка», вместо его оригинального и более поэтического названия – «Красный Ребенок, Поклоняющийся Будде».

Сегодня Великий Мастер и оба служки живут в безвестности, оставаясь единственными обитателями островного храма на северо-западе Китая. Из тринадцати учеников Великого Мастера до сих пор живы только пятеро.

Ду Юэшэнь в 1945 году вернулся в Шанхай и восстанавливал старый шанхайский мир вплоть до 1949 г., когда город захватили коммунисты. Потом он бежал в Гонконг, где и скончался 16 августа 1951 г. Потом его тело перезахоронили на Тайване.

Хуашань захватили красноармейцы. Монахов убили, храмы оказались разрушенными, святая земля была опустошена и осквернена. Вояки уничтожили древние письмена и реликвии, среди которых была одна из древнейших дошедших до наших дней копий трактата «Семь Бамбуковых табличек из небесной котомки». Возможно, что оригинал до сих пор хранится где-то в Маошань; но это место считают дурным и всячески его избегают, а монахи-хранители Маошань являются могучими магами, которых вряд ли беспокоит мирская суета. Считается, что все известные на сегодня варианты и часто (того трактата являются лишь обрывками, смысл которых значительно искажен более поздними комментариями.

Г-н Кван продолжает свою борьбу и все так же ищет ответ на заданный ему учителем вопрос. Великий Мастер, который до сих пор живет в Китае, не разрешает Квану вернуться домой, потому что тот все еще не нашел ответа В |ем бы ни заключалось это задание, его смысл лежит далеко за пределами обыденного понимания, просто просветления или выполнения нескольких поручений. Я не хочу заставить вас, читатель, гадать о дальнейшей судьбе г-на Квана. Скорее, я призываю вас задуматься о вашей собственной судьбе. Каж-(ый из нас должен пройти свой жизненный путь, лично отгадав свою загадку. Если такой человек, как г-н Кван, может настойчиво стремиться вперед с «меньшей решимостью, значит, каждый из нас может отложить в сторону мелкие повседневные банальности и устремиться к высшей цели. j Все особые методики даосизма имеют смысл лишь потому, что они помогают прояснить цель и добиться ее. Как и любой другой, даос должен переносить страдания и несчастья. Единственная разница заключается в том, что даосы верят в наличие множества умений и способов, позволяющих преодолеть этот загадочный океан жизни. Никто не знает заранее, как сложатся его личные обстоятельства; но какими бы они ни были, даосы верят, что у них всегда найдутся средства продолжать свой путь к цели.

Я написал «Хроники Дао» для того, чтобы поддержать господина Квана и отдать дань уважения его традиции, чтобы показать преемственность по отношению к столь ценимой им древности. Тот факт, что его система до сих пор жива, еще не означает безумной попытки заново возродить старый даосизм. Скорее, это бережное ухаживание за семечком от некогда мощного дерева. Если оно даст росток и достигнет зрелости – значит, в этом и воплотится духовное наследие г-на Квана.

Сейчас господин. Кван удалился от дел, устав от повседневной суеты и не желая публично раскрывать свои умения. Он удалился от общества, стал отшельником, готовясь к последней поре своей жизни. Но я счастлив – я нашел тот путь в жизни, который поддерживает и направляет меня. Я ценю это наследие; теперь я наконец понимаю, почему раньше мастера предпочитали скорее умереть, чем отдать свое богатство в чужие руки. Я пройду по собственному пути столько, сколько мне отведено, неизменно благоговея перед красотой, рождающейся вновь и вновь, и перед мудрыми, которые живы и по сей день.