Мэтт Шрадер - Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов

Это было трудное путешествие. Любой фильм, в котором вы изобретаете новый язык, как «Жизнь Пи», – это оригинальная история и оригинальный способ рассказывать историю. Так что это опасные съемки. И Энг упивается такой опасностью. Это мучительная работа, особенно, когда перед тобой такая ответственность. Но удовлетворение от того, что твоя тяжелая работа привела к успеху – это действительно что-то.

Вы получили за этот фильм несколько наград, включая «Оскар». Вы считаете, что «Жизнь Пи» – лучшая музыка, написанная вами до сегодняшнего дня?

Не обязательно. Это самый подходящий ответ. Она может быть лучшей. Но вы просите родителя выбрать, кто из детей самый любимый. Сложно сказать. И с музыкой так же сложно, потому что для меня мой опыт тесно связан с музыкой. Я смотрю фильм и совершенно не представляю, как он выглядит со стороны, пока не пройдет несколько лет. Мне нужно не видеть его год или больше, и потом я переключаю каналы и «О, «Человек, который изменил все». И потом я смотрю его часто. Тогда я обычно чувствую себя намного лучше, чем в момент, когда я только закончил работу над фильмом. Когда ты только завершил проект, ты реально волнуешься о всех тех местах, в которых ты мог допустить ошибку, обо всех местах, где не смог достигнуть той планки, которую перед собой поставил. Ты становишься в своем роде слепым в тех местах, где у тебя все получилось, и местах, которые, знаете, хорошо бы доделать. И это те вещи, которые настигнут вас два года спустя. Так было всегда. Но при этом ваше эмоциональное путешествие сквозь фильм обернуто в то, как вы его воспринимаете. Поэтому мне действительно сложно сказать. Есть вещи, которые хороши с музыкальной точки зрения, если взглянуть на них со стороны. Но опять же, в каком контексте они находятся? Потому что в контексте концерта у меня есть несколько произведений, написанных для фильмов, которые хороши сами по себе как музыкальные произведения. А в фильме это хорошо? Я не знаю. Сложно ответить.

Вы часто работаете вместе с вашим братом Джефом Данна. Кто решает, возьметесь ли вы за проект в одиночку или вместе?

Мы часто сближаемся, и тогда мы смотрим на это и думаем, что было бы здорово поработать вместе по тем или иным причинам.

И тут есть с чем работать. Знаете, Джеф – гитарист, и он играет на всех видах щипковых струнных инструментов. А я играю на клавишах. Вот так. Мы решаем, какие инструменты можно привнести. К тому же, у нас совершенно разный набор навыков. Разные сильные и слабые стороны. Есть проекты, где Джеф был действительно полезен, и для нас было замечательно работать вместе. Иногда мы решали, что будет так, иногда продюсер или режиссер, кто-то вроде Терри Гильяма, который уже работал с нами двумя раньше. Он работал с нами как с командой. Ему так нравилось. Так что, каждый раз по-разному.

У вас есть какое-то родственное соперничество с братом? Или вы откладываете его, когда работаете вместе?

Я думаю, немного и то, и другое. Думаю, это хорошая штука. Когда мы работаем вместе, появляется ощущение соревнования, и это хорошо для фильма. «Ты написал довольно хорошую партию. Я собираюсь надорвать свою задницу и превзойти твой уровень». И я думаю, что каждый из нас по-настоящему восхищается работой другого. И поскольку мы такие разные, он может сделать то, чего я не могу, и, думаю, что это оборачивается следующим: когда он поднимает уровень, то и я пытаюсь поднять уровень. Так что это хорошо для общего уровня качества. Это соревнование. Мы критикуем друг друга, причем аргументированно. Мы оба работали с другими людьми. Это то, чем мы постоянно занимаемся. Поэтому работать друг с другом – это не что-то новое и трудное.

Мы травим байки о разных причудливых и смешных вещах, которые случаются в этом бизнесе. Я думаю, это еще одна сторона веселья. Написание музыки к фильму может проходить в полной изоляции. Без сомнения, настоящая работа происходит между тобой и твоими ушами, в комнате с дэдлайном. Так что в реальности это не такое уж и веселье. Но наличие кого-то, с кем ты можешь разделить это путешествие, определенно делает дорогу более веселой. Я могу смеяться над теми вещами, над которыми плакал бы, работая один. Так что это ситуация, в которой каждый выигрывает.

Я даже не знаю, сколько раз мы работали вместе. Это восходит к временам, когда мы были пацанами и вместе играли в группах. Мы играем музыку вместе всю нашу жизнь. Так что сложно сказать, когда это началось. Я привел Джефа в кино, когда сам только начинал. Я позвал его в проект сыграть на гитаре, а потом сказал: «О, а ты не хочешь попробовать эту партию?» И он тут же выдал нечто потрясающее. Это было «Вау! Ты это умеешь, давай еще поработаем вместе».

И потом он получил сериал на очень ранней стадии и переехал в Калифорнию. Я все еще жил в Торонто, так что мы были в разных городах, и у него была своя карьера. Но мы продолжали работать вместе, где-то раз в несколько лет или около того. Таков был ритм. Каждые пару лет мы вместе работали над проектом.

Вы с ним разделяете любопытство к музыке и тому, как она работает?

Я очень любопытен. Мне нравится учиться. Мне кажется очень крутым, что музыка – это что-то, что понимает каждый человек на Земле, возможно, на протяжении 10 тысяч лет. И есть разные способы достижения этого. Я работал с флейтистом, коренным американцем, над фильмом «Ледяной ветер» Энга Ли. Я написал мелодию и сказал: «Сыграй это». И он не сыграл ее одинаково и двух раз. И я осознал, как он совершенно по-другому смотрит на музыку. Вместо нот и тональности было: «Это звучит как волк. Это голос волка. А это голос орла. Ты хочешь орла? Ты хочешь орла, которому больно?» И это было: «Вау! Мне сносит крышу». Я никогда не смотрел на музыку таким образом. И все же я полюбил эти моменты, когда мы делаем одно и то же, но смотрим на это с разных сторон. В этом есть что- то магическое и очень выразительное. С этим можно сделать много всего, с другой точкой зрения.

Поэтому музыка в кино может стать отличным направлением для тех, кто интересуется всеми жанрами мировой музыки. Это так. Когда я впервые начал заниматься этим, в этой деятельности было определенно намного меньше общего, чем сейчас. Сейчас это то, что все делают – работают с народной музыкой для кино и телевидения. Я думаю, что во многих случаях в этой музыке отсутствует глубокомыслие и концептуальность. Иногда это просто «Ну, у меня просто есть библиотека сэмплов на компьютере, в которой есть все инструменты мира, и этот звучит круто». Но это делается без понимания того, что это за голос, и тому подобное.

Так иногда бывает, но на самом деле это стало своеобразным языком написания музыки для медиа, что замечательно. Чудесно, что за последние 20 лет это произошло. И я думаю, что это делает мир более интересным и лучшим местом, где мы научились слушать друг друга и принимать другие точки зрения.