Инна Осиновская - Поэтика моды

– Но Вы же сами участвуете в коммерческих проектах. Взять, к примеру, Ваше сотрудничество с компанией Baileys, для которой Вы разработали дизайн бутылки и придумали фиолетовую заколку-тиару.

– Это не совсем так. Во-первых, Baileys – ирландский ликер, а я сам ирландец. Во-вторых, это классика жанра: классическая форма бутылки, классический вкус. А я уж точно совсем не классический дизайнер. И для меня эта работа была вызовом, возможностью поиграть с классикой, сделать ее свежей, забавной.

– С какими материалами Вы работаете?

– Больше всего люблю перья. Мне нравится «рисовать» перьями, выстраивать коллажи, мозаики, создавать трехмерность. Вообще в шляпах меня привлекает именно трехмерность. Нет другого аксессуара, который был бы столь же архитектурным, объемным. Туфли облегают ногу, сумка слишком функциональна. А шляпа – практически самостоятельная личность.

– Самостоятельной, например, стала «рогатая» шляпка принцессы Беатрис. У шляпки этой есть даже страничка в «Фейсбуке». А когда Вы поняли, что шляпы – Ваше призвание?

– Еще в колледже (Дублинский Национальный колледж искусств и дизайна. – Пятница. ). Как-то я на рынке купил простенькую соломенную шляпу и сделал из нее что-то вроде головного убора, в которых ходят матадоры. Я показал эту вещь своему учителю. И он у меня ее купил. Отличный результат, подумал я.

– Как Вы придумываете новую модель для конкретного человека – смотрите на овал лица, цвет глаз, возраст?

– Я думаю о ситуации, для которой шляпа предназначена. Шляпу сегодня зачастую надевают один раз, ради особого момента. Как правило, радостного, хотя для похорон я тоже делаю шляпы. Потом я думаю о характере, психологии клиента. Мне надо несколько часов с ним пообщаться, задавая вопросы, совсем не касающиеся головных уборов. Ну и конечно, я думаю о внешности человека. Шляпа, как бы это пафосно ни звучало, должна красить лицо и одновременно быть продолжением души.

– В Вашем послужном списке – сотрудничество с домами моды Chanel, Givenchy, Armani. Не приходится ли Вам идти на компромиссы с собственным стилем?

– Скорее наоборот. Скучно иметь дело все время только с самим собой. А каждый раз, разрабатывая головные уборы для других домов, я решаю интересные стилистические задачки, веду диалог с историей и философией другого бренда. Это очень весело.

Лаура Лусуарди, креативный директор Max Mara.

Ведомости. Как потратить. 2013. № 14 (131)

Лаура Лусуарди более 50 лет работает в Max Mara. О том, как поменялась мода за эти десятилетия, а также о том, что общего между Россией и итальянским брендом, она рассказала во время своего визита в Москву.

– Что привело Вас в свое время в Max Mara и, главное, что заставило остаться работать на одном месте так долго?

– Мой отец продавал ткани, держал маленький магазинчик в Реджио-Эмилия, а Акиллле Марамотти, основатель Max Mara, как известно, родом оттуда же. Я росла среди тканей – отец научил меня их понимать и любить. Мало что доставляло мне такое же удовольствие, как трогать гладкий шелк, мягкую шерсть… С самого детства я решила, что, когда вырасту, буду тоже заниматься тканями, модой. В 18 лет пришла к Акилле Марамотти наниматься на работу. Сначала выполняла мелкие поручения, приносила кофе, отвечала на звонки. И постепенно срослась с Домом – я взрослела в нем, развивалась, делала успехи, мне поручали все более и более ответственные задачи. И скоро уже не представляла себе жизнь без Max Mara.

– Вы приехали в Москву, в частности, чтобы провести закрытое trunk-show в Петровском пассаже и лично подобрать комплекты для показа. Насколько это сегодня распространенная практика, когда креативный директор сам подбирает одежду для клиентских шоу?

– Определенно, в этом можно видеть современный тренд. Это своего рода противостояние глобализации, обезличенности модной индустрии. Мне здесь важно даже не то, что я сама собираю вещи для показа, а то, что я могу лично пообщаться с покупателями, с теми, кому нравятся наши изделия. Ну и мне всегда интересно посмотреть, как одежда Max Mara смотрится на женщинах в разных странах. Приятно видеть, что москвички, одетые в Max Mara, выглядят как жительницы Милана или Парижа.

– Насколько я знаю, у Вас обширная культурная программа в Москве – посещение Большого театра, Исторического музея, современных культурных кластеров, блошиных рынков. Вы приехали сюда в том числе и за идеями для новой коллекции?

– Не буду скрывать, отчасти так оно и есть. Самый важный пункт в программе для меня – это Большой театр. Я в восторге от балета, и от российского особенно. Мне кажется, у вас действительно одна из лучших балетных школ в мире. И коллекция весна – лето 2014 года во многом посвящена балету. Но не пафосной красоте, не блеску, который мы видим на сцене, а закулисью – простой элегантности, грации, хрупкости балерины, которая готовится к выступлению. Я была за кулисами Большого театра и была в его мастерских, видела, как ведется работа над костюмами. Это очень красиво само по себе, настоящая магия.

– Россия часто становится вдохновением для Max Mara. У Вас была коллекция, посвященная доктору Живаго, была матрешка в пальто Max Mara, было пальто, посвященное Анне Карениной. Список можно продолжать. Откуда такое особое отношение?

– К вашей стране у меня, правда, особые чувства. Здесь меня привлекают не просто какие-то отдельные элементы культуры, эстетики, не просто искусство или литература (хотя и это тоже, конечно). Россия сама по себе – уникальный феномен. Ее история – это несколько историй, сплетенных в одну, и каждая из них – отдельный мир: царская Россия, советская Россия, современная. Такое чувство, что вы все время начинаете с чистого листа, но в то же время между этими «историями» – эпохами есть преемственность. И эта особенность, на мой взгляд, характеризует философию моды в целом и философию Max Mara в частности. Никому не интересно покупать коллекции «исторических» вещей, чья идея основана только на прошлом, но также мало кого привлекает футуризм в чистом виде. Идеальная новая вещь – это вещь, в которой читаются и прошлое, и настоящее, и будущее.

– Нет ли у Вас в планах какой-то специальной коллекции, посвященной России?

– Мы выпустили пальто, посвященное 120-летию ГУМа. Это, конечно же, наша «икона» – модель 101801, классическое camel coat (пальто песочно-бежевого цвета. – Прим. ред. ). С поясом и с особой этикеткой, на которой изображен ГУМ.

– Какое влияние на Ваше творчество оказывают другие страны, другие культуры?

– Я часто ищу вдохновение, подпитываюсь идеями национальной одежды разных стран. Среди любимых вещей – платья Древнего Китая, такие лаконичные и нарядные в то же время, витиеватые индийские украшения. Одно из них сейчас на мне – сережки в виде черепах. Современность тоже не оставляю без внимания. Например, эстетика немецкой архитектуры Баухауса воплощена в осенне-зимней коллекции Max Mara. И не случайно: сдержанность цвета, геометричность форм, чистота линий, функциональность – все это есть и в Баухаусе, и у Max Mara. Моде недостаточно нести красоту – она не должна мешать женщине, сковывать ее, требовать жертвы. Мода должна быть полезной, удобной.