Валерий Краснов - Тайно КРЕЩЁНЫЙ

Встал на временный воинский учет и в ближайшую субботу пошел в форме на танцы в надежде увидеть своих ОДНОКЛАССНИКОВ и Мишу с Таней. Они, как всегда, играли и были очень рады моему появлению, даже сыграли в мою честь. Было несколько одноклассниц, они тоже искренне порадовались за меня. Сказали, «мы тебя потеряли, а ты, оказывается, в Армии». Среди них была красавица Таня, наш комсомольский секретарь класса. У меня сложилось впечатление, она одна, и у нее нет кавалера. Пригласил ее на танец, напросился проводить, она не отказала. По пути к ее дому я уже ОЧЕНЬ ЛЕГКО рассказал ей, что именно из-за нее я и забыл ВСЕ ПУНКТЫ Устава ВЛКСМ. И все бы хорошо, но я разведчик и уже «засек». Всю дорогу за нами шли, держа дистанцию, два молодых человека, немного старше нас. Я начал догадываться, скорее всего, один из них – ее кавалер. Но ни Таня, ни ее кавалер даже не намекнули об этом и не подали знак. Думаю, это случилось только из-за уважения к форме. Понимая, что сердце ее занято, я поблагодарил за вечер, попрощался с ней и ушел домой. Спасибо тебе, Таня, за то ВЕЛИКОЕ ТЕРПЕНИЕ и мою малюсенькую надежду на успех!!!

Десять дней быстро подошли к концу. Мама, сказав, «когда еще теперь приедешь домой», пошла в военкомат и продлила еще на 10 суток мой отпуск по семейным обстоятельствам. Командир ПОЛКА, получив телеграмму от нашего Военкома, сказал на построении командиру нашей роты, «что это за дела, уже второй разведчик шлет телеграмму». Первым, оказывается, уже прислал водитель-грузин. Я этого, конечно, не знал и продолжал отдыхать дополнительные 10 дней.

В субботу, уже как обычно, пришел в форме на танцы и встретил еще одну мою одноклассницу, Люду. Она как-то тепло обрадовалась, увидев меня. Мы танцевали с ней под новую песню «Листья желтые», которую пели нам Таня и Миша. После танцев шли вместе домой, так как жили мы по соседству, дома наши стояли напротив. Я ей рассказывал о службе в ГДР. Она, опять же, как-то по особенному очень внимательно слушала и смотрела мне в глаза, а я смотрел в ее очень красивые глаза. И, чем больше я смотрел, тем сильнее играла во мне пластинка «Бременские музыканты» и особенно тот момент, где говорилось, «ГЛАЗА ИХ ВСТРЕТИЛИСЬ, и ОНИ, КОНЕЧНО ЖЕ, СРАЗУ ПОЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА!!!». Я не находил в себе уверенности и сил. Не знал, как сказать ей о появляющемся во мне чувстве к ней. В голове мелькали разные фразы, слова, и в этот самый момент она мне говорит, «а правда, что в Германии очень красивые открытки». Я сказал, «очень, по сравнению с нашими». Она продолжила, «если у тебя будет возможность, пришли мне, пожалуйста, хотя бы одну». У меня было очень большое желание поцеловать ее хотя бы в щечку и обнять, потому что она, вместо меня, все сказала. Но я почему-то этого не сделал. Пообещав прислать ей самую красивую открытку, поблагодарив за вечер, запомнив ее номер дома и квартиры, я с ней расстался.

Я знал, завтра Люда уедет в Куйбышев на учебу в свой Плановый Институт и вернется только через неделю. К тому времени меня уже здесь не будет. Оставалось 4 дня до моего отъезда. Но во мне с каждой секундой все больше и больше стало появляется желание уехать прямо сегодня, чтобы, как можно скорее, добраться до Бернау и отправить Люде самую красивую открытку. И, чем больше я думал о ней, по пути домой, тем все сильнее ко мне возвращалось ЧУВСТВО ЛЮБВИ. То первое, которое я испытал в своем детстве в далекой Косихе к Ларисе.

Купил гитару, выучил песню «Листья желтые», полюбившуюся мне, в надежде, что моим разведчикам она понравится. Взяв с собой гитару, свой радиоприемник «ВЭФ 202» и несколько коробочек конфет «Раздолье» Куйбышевской шоколадной фабрики «Россия» в качестве подарков всем моим командирам, я уехал в Бернау.

Провез через границу разрешенные 30 рублей, обменял их на 96 «марок», 50 из которых возвратил старшине с коробочкой конфет. Пошел в магазин, купил самую красивую открытку, написал небольшое письмо с комплиментами и отправил Люде.

За день до меня приехал ефрейтор Ломидзе, отличный водитель, тоже не с пустыми руками. У него было много сухофруктов и всяких других «вкусняшек», но, самое главное, он привез трехлитровую банку компота из свежих фруктов, которые были в ней. В воскресенье ночью все отпускники накрыли в «каптерке» стол с чаем для всех новых «черпаков» и новых «дедов». Я спел привезенную песню, и уже через десять минут практически все пели, «листья желтые над городом кружатся, с тихим шорохом к нам под ноги ложатся…». Я не ошибся, песня всем пришлась по душе. Через час заместители командиров 1 и 2 взводов отправили всех спать, а троих своих приближенных «дедов», меня с гитарой и водителя-грузина с банкой компота, которую он достал из вещевого мешка, оставили. В банке оказалась грузинская «чача». Ее разлили по кружкам, «чекнулись» и начали пить. Я тоже поднес к губам кружку, но «КТО-ТО» мне шепнул, «НЕ ПЕЙ». Я, сославшись на то, что она для меня очень крепкая и ничего крепче пива еще пока не пил, поставил кружку на стол.

Они переглянулись, и, махнув рукой, мол, слабак и им больше достанется, стали дальше разливать и выпивать. Я еще спел несколько песен под свою гитару и, оставив им радиоприемник, ушел спать.

Глубокой ночью подняли роту по «тревоге». Командир роты был злой, «как собака», командиры взводов не находили себе места. Старшина роты перевернул всю свою «каптерку» и обнаружил банку из-под компота. В банке осталось несколько огрызков от фруктов. «Они даже фрукты съели», кричал он из «каптерки». Под утро пришел замполит ПОЛКА. «Ротный» ему доложил, что «самоволок» не было, а была привезенная «чача», замаскированная под компот, которую выпили и закусили фруктами из этой банки. «В результате», продолжал свой доклад «ротный», «военнослужащие сильно опьянели, „одурели“ и пошли на улицу в нижнем белье, бегали и орали на весь ПОЛК». «Все остальное я знаю», сказал замполит, «мне уже об этом доложил дежурный по ПОЛКУ, и не орали они, а пели про какие-то листья». Водитель-грузин оказался хитрым и на улицу не пошел, а лег спать в казарме. Но это его не спасло. За провоз алкоголя получил, как и остальные пятеро, несколько суток «гауптвахты» от командира ПОЛКА. По возвращению всех лишили воинских званий и должностей. Командир роты меня назначил заместителем командира 1 взвода и исполняющим обязанности старшины роты в его отсутствии.

В моей жизни на практике сработало выражение, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Чувство было двойственное: с одной стороны, «БОЛЬШАЯ ВЛАСТЬ», а с другой, «ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ». Видимо, это понимал и мой, уже бывший, «замкомвзвод», который подошел и сказал мне, «если кто-то будет „БОРЗЕТЬ“ и игнорировать твои ПРИКАЗЫ, я помогу навести порядок, но при этом и ко мне должно быть особое отношение с твоей стороны». Я обрадовался, ведь он уже «дед» и у него большой авторитет. А то, что попал по пьянке в историю «горе от ума», так это может быть с каждым. Спросил его, «в какие наряды тебя назначать?». Он ответил, «во все, кроме дневального по роте».